Подойдя к машине, а вы говорите «свобода», уже не обернулась.

Сережа — верветка, Надежда — носуха, Антон — як

Ну и немного еще о Колбасе. Вот мы с Вероникой называем животных немудрено и ясно: родилась в марте — значит, будет Марта, принесли в мае, значит, будет Май. В августе — будет, понятное дело, Августина. И есть свободное место (пока) для Октябрин.

Харитой мы назвали хорька (харита по-гречески «радость»). Одного из лосей просто — Лосось.

Половину животных подзываем к себе: «Сынок!» (вне зависимости от пола, мальчик или девочка).

Канюк у нас — Каюк. Это посетители у нас перепутали однажды и вместо «канюк обыкновенный», а это хищная птица семейства ястребиных, прочитали на табличке «каюк»: «обыкновенный каюк».

А недавно у нас появился «ходанет»: «Не подскажете, а где у вас живет ходанет?» Задерганные и измотанные за день, мы даже не сразу и поняли вначале, что это тоже всего лишь табличка «хода нет».

У нас много зверей-отказников, и нам их часто приносят с именами. Ох и намаялись мы уже вдоволь с именами! С человеческими именами у животных!

У нас есть Катя, Катя — енотовидная собака, есть Варя, Варя у нас черно-бурая лиса (как однажды посетители прочитали табличку на ее вольере: «черно-бурная»). Есть хорь Антон, еж Аркадий. И кролик Рафаэлло. Верветка Сережа (его мы волшебной командой: «Место, Сергей, я сказала, место!» — каждый день загоняем в перегонку).

Есть песец Даша. Гуляла по зоопарку наша знакомая девушка (и зовут ее, так совпало, Даша), Вероника решила подзадорить Андрея, подбодрить и кричит ему:

— Вставай, у нас Даша по зоопарку гуляет!

— Какая?!! Песец Даша?! — без малейшей крупиночки радости в голосе, подскочив на диване спросонья, спросил нервно Андрей.

Наши помощники, простые деревенские жители, многим птицам, за которыми они в зоопарке ухаживают, любимчикам или, наоборот, не любимчикам, дали имена. И магелланов гусь у нас оказался вдруг Голуба (за мягкий и ласковый характер). Молодой лебедь-кликун, его первое время в вольере обижали, Ябедой (сейчас он уже подрос и его переименовали). Кто-то из фазанов — Вражиной (потому что налетает, когда заходишь в вольер, и норовит ударить в лицо).

Записная книжка у нас с телефонами такая: Надежда, два раза подчеркнуто, носуха; як — перезвонить обязательно! — Антон (не путать с Антоном-хорем!); Ольга — енот-полоскун; другая Ольга — Порховский район, страус, аист.

…Воду спускают в бассейне, когда меняют, и выдры, стуча перепончатыми лапами, носятся по обезвоженному дну, выгибая спины волною, по-кошачьи.

Для гусей, лебедей зимой во льду вырезаем, выпиливаем проруби. Мы их выпиливаем бензопилой. Огромные квадраты на льду. И лебеди сразу же в них опускаются, в воде зимой теплее.

Медведица Василиса весной или осенью купается или сидит в своей ванне (зацементированная воронка с водой), видна ее мохнатая голова и лапы с когтями, конечно вальяжно облокотившиеся о бортики.

Осенние листья опадают, и Василиса лежит в своей ванне-воронке, как японец в горячей, с паром, чаше-ванне фуро.

Шевелящиеся на нашем диване усы-вибриссы

А недавно у нас была фотосессия с лосем. Пришел к нам лось. Наш маленький (но маленьким-то был он давно), наш лось Лососик. Мы вырастили его с малыша.

Он к нам пришел, потому что его приехали поснимать для какого-то модного журнала. На одной обложке Брэд Питт, на другой Лосось (ну то есть Андрей и Лосось).

Андрей с Лососем лежат аккуратно (для кадра) на диване. Андрей с Лососем смотрят в окно (Андрей отодвинул специально занавеску, изгрызенную попугаями, в дырках; вы помните, как Карлсон изображал привидение, просовывая пальцы сквозь дырки?). Андрей провожает Лосося (Лососик выходит из дверей).

Как мы вздохнули свободно, когда только на днях, на днях, на днях (!!!) он перестал наконец помещаться в проем двери.

Мы выпоили его молоком, перевели его в просторный вольер, но он возвращался, тянулся назад к дому. И то в одном окне голова его мелькнет, а то в другом. Нежданный лось на пороге. Это ужас, ужас!

Он объел, болтаясь и шатаясь перед домом, все розы. Кору с плодовых деревьев обглодал. Высовывал свою настырную голову с большими, между прочим, ушами из кустов бульденежа и гортензии. (Гортензия украшала его голову.)

Лососика привезли нам лосенком очень слабеньким. Мы попробовали его поселить в теплом вольере на улице, он бился. Потом ему что-то попало в глаз, начался конъюнктивит. И мы запустили его в дом.

Мы выпаивали его, как и многих лосят, тоже козьим молоком. Все по классической схеме, из бутылки.

Бутылочку заранее сполоснул, молоко на конфорке подогрел, оставшееся молоко прокипятил и в баночке, подписав «для Лосося», поставил в холодильник.

Лососик у нас целыми днями, когда ему стало получше, обычно валялся на диване. Он целиком помещался на диване. Он забирался на диван и лежал (он отдыхал). Поначалу свернувшись по-детски застенчивым комочком, но постепенно «комочек» разрастался. Как ни зайдешь, он лежит. Он лежит, лежит, лежит. Мы привыкли, что лось у нас на диване лежит.

Ноги у лосей снизу до половины светло-серые, даже почти белые, Лосось лежал как будто в светлых чулках.

Андрей лежал вместе с Лососем. Как ни зайдешь, они вдвоем развалились на диване.

До Лосося Андрей лежал на диване с свиньей Чуней, нашей дикой природной свиньей Чуней (когда она была еще поросенком).

А маленькие дикие свинки полосатые. И Чунечка жила у нас в доме вся еще в полосках. Постепенно полоски исчезали. Рост человека отмечается зарубками на косяке двери, у дерева годовыми кольцами, а рост поросенка этими исчезающими день за днем полосками.

Чунечка спала под бочком и под мышкой у Андрея, высунув во сне от блаженства кончик языка.

Андрей намешивал ей в миске еду. Чуня ела и всегда с большим аппетитом на нашей общей — уж ничего не поделать теперь! — кухне. Возила мордой миску по полу, и молоко с кусочками хлеба разливалось. Но лужи Чуня, как правило, вылизывала. Тянулась к невысокому нашему столу (обеденному, разумеется, столу, ей письменный стол был не так уж интересен), касалась столешницы передними миниатюрными и изящными копытцами. Наманикюренными как будто копытцами.