Впрочем, жалость эта была скорее для проформы. В конце концов – надо же кого-то обвинить в том, что в самую веселую ночь в году красивая девушка сидит дома одна и скучает? Себя нельзя – это дурновкусие, стало быть, надо найти того, кто виноват. Но вот какая беда – даже собак сейчас повесить было не на кого. Дома – никого, кроме прислуги, но уж она тут точно ни при делах.

– Вот что за жизнь? – Елена отпила вина и подошла к зеркалу. – Молодая, привлекательная, умная… И даже поорать не на кого.

Девушка вздохнула и поставила бокал на каминную полку.

На улице что-то оглушительно грохнуло и затрещало, Лена от неожиданности даже подпрыгнула на месте.

– Чтоб вам! – она топнула ножкой, обутой в домашнюю туфельку. – Ух!

Это у соседей фейерверк начался, гвалт дружной и многочисленной семьи Геворкянов (папа – банкир, мама – телепродюсер) был слышен даже за тройными стеклопакетами.

Кстати – вот вариант времяпрепровождения. Пойти к ним, у них весело, ее там любят (семьи Шелестовых и Геворкянов дружили и соседствовали лет двадцать, не меньше), примут как родную, усадят за стол, нальют домашнего арцаха и закормят до упада. А ее крестница, маленькая Мириам, наверняка залезет на колени и начнет рассказывать свои наивные дошкольные секреты.

Хорошо, уютно, по-семейному. Но – не то. Это все не то.

И ведь даже любовника нет, вот до чего докатилась! Хотя – откуда ему взяться? Острый язык, завышенная самооценка, никому кроме нее не нужные принципы и грозный папа – этого оказалось достаточно для того, чтобы распугать сначала охотников за приданым, потом правильных мальчиков из «своего круга», а после и всех остальных особей мужского пола. Даже свахи обходили стороной их дом – кому охота чувствовать себя дурой? А Елена этих дам с особым удовольствием препарировала, ибо мошенниц не любила никогда, это наследственное.

В результате – новогодняя ночь в одиночестве.

А еще было крайне неприятно думать о том, что впереди десять дней безделья, ее деятельная натура противилась пассивному лежанию на диване и блаженному ничегонеделанию. Ну – на лыжах покатается. Ну – с подругами мартини попьет. С сестрицей, стрекозой эдакой, повидается. И – что потом? Скука. Кому нужны эти десять дней? В редакции куда веселее было бы.

Елене нравилась нынешняя работа, ей там было интересно. И коллектив нравился, он представлялся девушке эдаким Ноевым ковчегом, в котором собрались вместе самые разные человеческие характеры. Два веселых гуся – Самошников и Стройников, карьеристка Соловьева, тихоня Ксюша (правда, Шелестова подозревала, что в душе у этой незаметной девушки живут такие страсти, что не дай бог), флегматик Петрович и вещь в себе Таша – как будто какой-то проказливый чорт шутки ради смешал в одном флаконе все оттенки человеческих характеров.

А ведь еще есть Харитон Юрьевич и Виктория Евгеньевна, это особая статья. Пошарпанный саркастично-циничный философ и пронырливая провинциалка – эта пара занимала ее с самого начала. Они были прикольные, точнее – таковой была Вика. Она так трогательно ограждала от всех своего пожеванного жизнью избранника, так усиленно столбила территорию, что Лена просто не могла отказать себя в удовольствии при каждом удобном случае ее подколоть. Ну – забавно же! Грех такое развлечение мимо себя пропускать!

Впрочем, Никифоров Елене нравился. Не как мужчина – он был не в ее вкусе, по крайней мере, так она сразу решила для себя. Но как собеседник – очень и очень. Ироничен, эрудирован, не чурается словесных парадоксов и не слишком зациклен на себе. Последнее Лену особо радовало – среди ее круга общения самолюбование являлось нормой вещей. А еще ему глубоко было наплевать на то, кто ее папа и сколько у него денег. От этого Елена вообще отвыкла, она всегда была «дочкой того самого Шелестова» и почти никогда «Еленой Шелестовой». Даже в «Белом знаке» тот козел хотел не ее трахнуть, а отца, пусть и в ее лице. А может – его деньги? Она выяснять тогда не стала, не до того было. Когда стало ясно, что слова не помогут и этот идиот завелся всерьез, то она просто саданула ему коленом куда следует, а после в лучших традициях сдала незадачливого ловеласа совету директоров, благо его председатель для нее был просто «дядей Славой» и знала она его с детства.

Стучать Шелестова не любила и не умела, но тут овчинка стоила выделки. Было понятно, что она не первая такая у этого засранца, который громче всех орал, что здесь, в «Белом ветре», адюльтер недопустим. Просто остальные не могли его наказать, – а она могла.

Только из «Белого знака» она ушла, причем в никуда. Нет, слова бы ей никто не сказал, более того – в тот же день предложили место на постоянной основе, но за спиной сотрудники шептались бы, скрипели чешуей, как змеи. Ей всегда было плевать на народное мнение, это да. Да и то, – она – это она, а народ – это кто? Это все сразу, а значит – никто. Но она все равно ушла. Ибо – нафиг.

И попала в этот самый смешной «Вестник Файролла». После здания в Москва-Сити, блеска стекла и металла, просторных рекреаций и костюмов от «Канали» – обшарпанное строение на окраине города, коридоры, в которых завывает ветер, и самая странная в ее жизни компания. И что удивительно – именно это место оказалось тем самым, в котором она себя чувствовала как дома. В первый раз в жизни она была самой собой и занималась тем делом, которым хотела заниматься. В это не верил никто, особенно отец, он вообще не понимал, зачем ей это все нужно. Но, впрочем, против тоже ничего не имел, – хочет дочка работать – и слава богу. У остальных-то они только деньги тратят на никому ненужную благотворительность да собачек под мышкой таскают, а его вон каждый день на службу ездит. Пускай поразвлекается, пока замуж не вышла.

Елена отпила вина и вздохнула. Так-то оно все так, – но что делать-то? Впору хоть у телевизора садиться, новогодние программы смотреть. А это уже самая нижняя точка падения для рационально мыслящей женщины, хуже только посещение вышеупомянутых благотворительных аукционов или выставок прогрессивных художников. Довелось ей в прошедшем году на одной такой побывать – вот где истинная скука-то была, она даже согласилась с мнением о живописи и художниках, высказанным давным-давно одним из бывших руководителей России (она про него документальный фильм видела). Если бы не какой-то забавный тип, одетый в майку с доктором Быковым (именно это внесло хоть какое-то разнообразие в рутину процесса), то и вспомнить об этой выставке было бы нечего.

И тут Елену осенило, – коли в этом мире делать нечего – так надо его сменять на другой, виртуальный. Капсула-то – вон она, в ее комнате стоит. Ей даже персонажа завели в систему пару месяцев назад, по распоряжению сверху, причем сразу сотого уровня. Она долго тогда еще думала – кого бы такого себе сварганить позабавнее, дали им всем такое задание те, кто этим занимался. Сначала хотела гоблиншу поуродливее, и имя ей придумала – «Затычка из бочки». Но, как выяснилось, трехсложные ники в игре были невозможны, а без него гоблинша уже не казалась Елене такой прикольной. В результате, перебрав еще пяток вариантов, она остановилась на друидке из Сумрачных лесов. Ей очень понравились татуировки, которые те наносили себе на лица, смотрелось это более чем импозантно, и еще то, что они могли призывать себе на помощь животных. Животных Шелестова любила. А еще мальчики из «Радеона» помогли ей получить ник «Тень». Он уже был занят каким-то игроком, но тот давно в игру не заходил, и потому потерял на него преимущественное право. Что упало – то пропало, таков закон жизни.