Сумка и автомат лежат у полковника за спиной и под рукой у меня. А сам он — слегка насмешливый и удивительно спокойный, чуть ли не высокомерный — психологически просчитал момент верно. Неторопливо, чтобы не спровоцировать выстрел, достал из кармана стопку долларов и положил ее на стол. Даже в этом полковник показал себя идеальным картежником. Он и доллары выравнивает, как карточную колоду — один к одному.

Вид денег толкнул бандита вперед не хуже, чем маневровый тепловоз толкает вагоны. Мне даже показалось, что кто-то третий дал этому парню доброго пинка на манер тех, которыми меня угощал Джамшет. Но это сработал инстинкт самого заурядного и примитивного грабителя, привыкшего брать все, что попало на глаза. Он просто не мог не протянуться за деньгами, это было выше его сил — привычка давно вошла в кровь и только вместе с кровью, оставившей тело, могла оставить и его вороватую душу.

Я просчитал ситуацию так же, как хладнокровный Сапрыкин. Бандит в узком проходе закрыл видимость женщине. И приблизился на опасную для себя дистанцию. Подвела его жадность. Алексей Васильевич ухватил Малакбека за руку и дернул на себя, генштабист одновременно схватился за уже стреляющий автомат, направляя ствол в пол, а я схватил автомат полковника.

Женщина наконец сообразила, что происходит, и профессионально дала короткую очередь во внутривойсковика, стоящего к ней ближе других и все еще растерянно держащего в протянутой руке бутерброды. Получилось так, что внутривойсковик в это время закрывал нас своим телом. А я уже успел опустить предохранитель и передернуть затвор. Но для ответной очереди мне надо было приподнять автомат из-за спинки сиденья. Действие казалось замедленным. Я вставал и одновременно поднимал оружие, а женщина наводила свое на меня. Выстрелили мы одновременно…

Где-то недалеко лязгала гусеницами по асфальту БМП. И не одна. Похоже, шла колонна. А рядом раздавался тонкий звякающий звук, определить который я не сумел. Он первоначально и разбудил меня. Потом повторился.

— Оставьте ему на память…

Голос низкий и хриплый, с явным акцентом. Очень уверенный в себе голос. Таким голосом кавказские полевые командиры разговаривают. Они привыкли повелевать и властвовать.

Этот акцент сразу напомнил что-то страшное, что произошло в автобусе. Попытка захватить нас. А дальше что? Захватили? Вывезли куда-то? Акцент… Где я? Что с остальными? Мы опять у бандитов? Все вместе?

Тогда что и кому оставить на память? Мне?

— За температурой следите. Такого еще на моей памяти не было… Вообще уникальный случай… В историю мировой медицины войдет…

О чем или о ком они говорят?

Я попытался открыть глаза. Вокруг все оказалось белым-бело. И при этом неестественно ярким. Сначала подумал даже, что голова у меня забинтована и я вижу перед глазами бинты. Но даже в глубокой яме мутного сознания я сумел не сообразить, а понять, что при забинтованной голове я должен видеть одну лишь темноту. Так было, когда я забинтовывал голову для встречи с журналистами. Один глаз видел происходящее, а второй смотрел именно в темноту.

Где я? Что со мной? Где бандиты?

Автомат… У меня в руках был автомат…

Тени… Стали появляться тени. Где-то далеко-далеко, высоко-высоко… Это похоже на тучи. Они плавали по небу и говорили.

Тучи говорили? Бред.

Я осознал вдруг, что совершенно пьян. Абсолютно пьян. Пьян до никакого состояния. И потому никого не вижу и ничего не ощущаю. Только неуютная неустроенность в грудной клетке. Должно быть, лежу неудобно.

— Когда он в сознание придет, позовите меня.

Я попробовал пошевелиться. Боль стала сильнее. Она пошла по нарастающей вверх. Круто, как взмывающий со взлетной полосы истребитель. Захотелось самому завыть истребителем, но воздуха в сдавленной груди не хватило даже на слабый стон.

Вся грудь сдавлена. Как под гусеницами танка лежу. Правда, я под танк по какому-то недоразумению никогда не попадал, тем не менее мог представить себе это ощущение. Дышать трудно… Невозможно дышать. Я задыхался от нехватки воздуха…

— Искусственную вентиляцию легких делать? — спросил женский голос.

— Обязательно.

Какая-то подлая змея старалась забраться мне в рот. Змеям зимой спать положено. В тепле спать. Вот она и ищет, где теплее. В рот лезет. Я стиснул зубы, чтобы не пустить змею. Неприятно, что она такая холодная. Даже зубы ломит. Но что-то мои зубы разжало, и змея пролезла между челюстями. Но дальше забираться не стала. Пропустив голову, я вцепился ей зубами в шею. Змея зашипела у меня во рту. Задышала громко. Не ушами, а каким-то тактильным ощущением я услышал ее дыхание.

Но теперь истребитель из-под танка взмыл в небо. Стало легче. Кончились перегрузки. Ушли куда-то тени, снова все стало белым-бело… А я парил в воздухе, не ощущая веса собственного тела, вообще ничего не ощущая, кроме боли, но она вдруг показалась привычной и уже не толкала, не заставляла что-то делать. Не заставляла даже стремиться к избавлению от нее.

Тени-облака в небе надо мной плавали, покачивались и разговаривали. И пусть. Я не хочу сейчас белого-белого солнца. От него больно глазам, оно заставляет напрягаться.

— Анестезия проходит…

— Минут через двадцать или в сознание придет, или сразу уснет. Следите за ним.

«Или умрет…» — подумал я, не соображая, о ком идет разговор. Это я так пошутил.

Привычка шутить даже в самых скверных ситуациях мне уже много раз неприятности доставляла. Сейчас обошлось. Мой голос никто не услышал…

* * *

Я проснулся. Не в себя пришел, а именно проснулся. И сразу выплюнул или вытолкнул изо рта притихшую уже змею. Открыл глаза и сразу понял, где нахожусь. И змею сумел рассмотреть. Это какая-то трубка с нагубником. Госпитальная палата. И я весь в бинтах. Зря, что ли, старался недавно перед зеркалом, когда готовился к встрече с журналистами? Наверное, интуитивно репетировал.

— Медсестру позовите, — парень помоложе меня с перевязанной рукой всматривался в мое лицо. — Он проснулся.

Заскрипела дверь. Кто-то вышел.

— Привет, — сказал я и сам удивился своему хриплому голосу и слабости языка. Вся глотка пересохла, казалось, покрылась трещинами, как глиняное дно озера, из которого ушла вода. — Попрошу сразу запомнить, что я не родственник адмирала.

— Бредит… — раздался голос сбоку.

— И в карты я сегодня не играю, — добавил я.

— Ты о чем, браток? — солдат с перевязанной рукой наклонился надо мной.

Я улыбнулся. И попытался пошевелиться. Снова пришла боль. Огненная, жгучая…

— Лежи уж… Тебе нельзя вставать.

— Где я?

— В послеоперационной…

— А ты кто?

— Посадили около тебя дежурить. Я выздоравливающий. Приказали смотреть, как ты в сознание придешь… Сейчас медсестру позовут. Они тут все вокруг тебя носятся. Говорят, ты какой-то мировой рекордсмен…