– Я боюсь, что с тем мнением, которое сложилось обо мне, Адмиралтейство уже никогда не доверит мне командовать судном! – жаловался он Коллингвуду.

Тот, как мог, подбадривал друга, а что еще он мог для него сделать, тоже находясь в отставке!

Днем Нельсон был занят работой, но ночами ему по-прежнему снилось море, снились паруса, полные ветра, он просыпался и больше уже не мог заснуть до самого утра.

Один из британских биографов Нельсона утверждал, что он якобы открыл для себя покой деревенской жизни: «Он вспомнил, как проводил время в детстве, и, будучи непритязательным, большую часть дня гулял по лесу, собирая птичьи яйца. Миссис Нельсон всегда сопровождала его. Однообразие деревенской жизни прерывалось поездками Нельсона в столицу по делам и ежегодным визитом с женой в Уолтерон к лорду Уолполу».

Увлекала Нельсона и охота. Однако местные жители ходить с ним на охоту опасались: Нельсон всегда носил ружье со взведенным курком и, чуть заметя шевеление в кустах, палил туда без всякого разбора. Охотничья удача посещала его крайне редко, а потому, когда однажды, сияя от счастья, он принес из лесу подстреленную куропатку, Фанни сочла это величайшим из его подвигов. Однако, думается, что увлеченность Нельсона сельской жизнью скорее всего происходила не из любви к ней, а от желания отвлечься от безрадостных дум и найти себе применение хоть в чем-то.

Фанни почти все время болела. Наверное, не было такой болезни, от которой бы она не лечилась: ревматизм и воспаление горла, сердце и нервное истощение, бесконечные простуды. Если прибавить к этому столь же подверженного всяческим напастям Нельсона, то их дом порой напоминал лазарет.

Биограф Нельсона Г. Эджингтон пишет: «…Время проходило по-разному: были поездки на ярмарку, и сбор урожая, и длинные скучные зимние дни. Для Нельсонов с их хрупким здоровьем, да еще после жизни в тропиках, каждая зима была пыткой, и Фанни иногда недели проводила в постели. Но даже когда эта субтильная дама не болела, она была слабым утешением мужу. Унылая Фанни была полной противоположностью Нельсону, обладавшему очень живым характером. Совместная жизнь утомляла обоих – они с самого начала плохо подходили друг другу».

Как и всякий нормальный мужчина, Нельсон мечтал о ребенке. Британская писательница Карола Оман пишет: «Надежда на появление детей постепенно исчезала на протяжении пяти лет, когда Нельсон оставался безработным. К концу этого периода, глядя на маленькую фигурку своей невротической тридцатипятилетней жены, которая была счастлива со своим сыном-мичманом, достававшим уже ей до плеча, он понимал, что у нее уже не будет больше беременностей».

Историки нашли и единственную сохранившуюся запись Нельсона, из которой можно понять, как он мечтал о сыне или дочери! В 1799 году, составляя положенную для всех офицеров автобиографию, он напишет: «В марте 1787 года я женился на Фрэнсис Герберт Нисбет, вдове доктора Нисбета, жившего на острове Невис, от которой у меня нет детей».

Шло время. Вокруг мерно текла дремотная размеренная жизнь. Штормы и шквалы остались где-то очень далеко, словно их никогда и не было в его жизни…

Впрочем, прошлое иногда напоминало о себе самым неожиданным образом. Так, в один из дней в доме Нельсонов появились два господина и предъявили хозяину счет на двадцать тысяч фунтов от имени американских судовладельцев, потерявших якобы эти деньги из-за деятельности Нельсона на Подветренных островах. Попади сейчас дело в гражданский суд, и Нельсонам грозило полное разорение. Фанни была в ужасе, а хозяин дома в ярости. Надо было незамедлительно действовать. Нельсон немедленно отправил в Казначейство письмо, в котором изложил свой протест, привел необходимые доказательства и пригрозил, что немедленно эмигрирует во

Францию, если власти не защитят его от американских торговцев. В ответ Казначейство, которому в свое время Нельсон принес немалый доход, заверило, что в беде его не оставит. На том дело и закончилось.

Наконец в воздухе запахло новой войной с Испанией. Нельсон сразу же воспрял духом. Он немедленно пишет письмо принцу и умоляет его замолвить за него словечко. Уильям показал себя настоящим другом и устроил Нельсону встречу с лордом Чатемом, только что ставшим новым главой Адмиралтейства. Затем Нельсон встретился со своим бывшим начальником лордом Худом. Тот формировал большой флот, в состав которого включили и дорогой Нельсону старый линейный корабль «Резонабль», на котором он когда-то сделал свои самые первые шаги в морской службе. Он просился на «Резонабль», на любое другое судно, лишь бы вернуться на действующий флот.

– Ни на море, ни на берегу из-за предвзятости какого-то чиновника моя преданность королю и Англии не может быть поколеблена! – заявил Нельсон, едва переступив кабинет своего бывшего командующего.

Однако Худ сразу же дал понять, что в сложившейся ситуации Нельсон вряд ли может рассчитывать на капитанское место. Отставных капитанов было слишком много, а открывающихся вакансий слишком мало.

– Если господам лордам будет угодно назначить меня хоть на самое утлое суденышко, я буду чувствовать себя бесконечно признательным до конца жизни! – покаянно склонил голову Нельсон.

Это была уже мольба, и Худ не мог не понять этого.

– Все обстоит намного сложнее, чем вы себе представляете, мой милый Горацио, – сказал лорд после продолжительной паузы. – А потому я буду с вами предельно откровенен. Дело в том, что у короля в последнее время сложилось крайне неблагоприятное впечатление о вас.

– Почему?

– Все дело в ваших действиях по Навигационному акту. Кто-то из ваших многочисленных недоброжелателей в самом невыгодном свете представил вас в связи с этим вопросом королю. А убедить его величество в обратном, к сожалению, чрезвычайно трудно!

Это известие стало для неискушенного в интригах Нельсона настоящим ударом. Он и предположить не мог, какую вражду вызвал к себе своей образцовой службой на Подветренных островах, лишив множество людей больших денег. А потому адмиралтейские чиновники твердо решили навсегда избавиться от не в меру инициативного правдолюбца. И поколебать их в этом решении уже не могло ничто.

Впрочем, была и еще одна причина, о которой лорд Худ деликатно умолчал, и Нельсон узнал о ней значительно позднее. Для короля имя Нельсона было неразрывно связано с его младшим сыном, а потому недостойное поведение принца Уильяма в Квебеке вызвало у него ничем не оправданную неприязнь к его бывшему капитану-наставнику. Затем Уильям и его старший брат Георг и вовсе рассорились с отцом, и всякое напоминание о Нельсоне было королю уже просто неприятно.

На Худа Нельсон очень обиделся и решил более к нему никогда не обращаться.

С поникшей головой Нельсон вернулся в свою деревню, и его жизнь потекла, как и раньше: скучная и серая, никчемная и безвестная. Где-то совершались подвиги, где-то делались стремительные карьеры, шли бои и одерживались победы, а для него по-прежнему самым важным событием года оставалась выгодная продажа урожая.

В конце 1792 года пришло письмо от принца Уильяма, в котором тот осторожно интересовался, как на сегодняшний момент складываются отношения у Нельсона с Худом. Скрывать что-либо деревенскому затворнику не имело смысла, и он написал своему бывшему подчиненному все как есть: «Могу ответить сразу и правдиво: долгое время мы не общались совсем. Наша личная переписка прекратилась из-за различия во взглядах. Однако, принимая во внимание наши прежние близкие отношения, каждый раз, приезжая в Лондон, я оставлял визитную карточку в передней Его Светлости. Я никоим образом не могу назвать лорда Худа моим другом, однако не давал ему повода быть моим врагом – это я сознаю с удовлетворением».