Под вечер ряды новостроек утрачивали последние остатки индивидуальности. Кирилл неуверенно двинулся вслед основному потоку прохожих.

…Среди его друзей всегда было много взрослых. И в театральной студии, где он занимался дважды в неделю, и в молодежном литературном клубе, где Кирилл являлся признанной маленькой звездочкой. Клуб «Штурман», который его мама считала чем-то вроде скаутской организации с литературным уклоном, исключением не являлся. Самое смешное было в том, что детей в «Штурмане» никогда и не было. Кирилл был, пожалуй, единственным ребенком, периодически появляющимся на посиделках среди двух десятков парней и девушек. Члены клуба интересовались в основном детской литературой, а общение с реальными детьми приводило их в смущение. Порой Корсакову казалось, что эти ребята то ли сильно недоиграли в детстве, то ли так и не сумели вырасти по-настоящему. В мире детских книг, который даже Кириллу порой казался ненатурально розовым, они чувствовали себя куда увереннее.

Поплутав среди домов минут пять, Кирилл наконец-то вышел к девятиэтажке, длинной и гнутой, словно упавший на землю небоскреб. Веснин жил то ли во втором, то ли в третьем подъезде.

Валя Веснин был программистом. Причем таким, как их обычно изображают в американских боевиках – слегка сутулым и тощим очкариком. Как правило, он молчал на посидел-ках-чаепитиях, лишь иронически улыбаясь при особо ожесточенных спорах. Зато с Кириллом он общался совершенно легко, мог часами болтать о какой-нибудь компьютерной игрушке и, казалось, абсолютно не интересовался, пишет ли Кирилл стихи, ходит в театральную студию или просто изо дня в день валяет дурака.

…Кирилл поднялся на третий этаж пешком, дожидаться лифта не хотелось. Ему сейчас просто необходимо было двигаться – безостановочно, как автомат. Это позволяло забыться, впасть в легкое оцепенение.

У него всегда была хорошая «механическая» память. Он чувствовал, что подошел к нужной двери, направо от лифта, вот только не знал, в том ли подъезде. Кажется, у Веснина дверь была немного другой…

Кирилл позвонил.

Через мгновение послышались шаги, и он почувствовал, что ошибся. Но уходить уже было глупо.

Дверь открыли сразу, ничего не спрашивая. Кирилл Корсаков увидел мальчишку, своего ровесника, взлохмаченного, в застиранном трико. Тот явно ожидал увидеть кого-то другого.

– Я ошибся, – сказал Кирилл. – Извини.

– Тебе кого? – с каким-то смешным вызовом спросил мальчишка. За его спиной в коридор вышла женщина в халате, вытирая полотенцем мокрые руки. Окинула Кирилла подозрительным взглядом, спросила:

– Это к тебе, Рома?

– Я… ошибся… – повторил Кирилл, отступая. Дверь захлопнулась. Он услышал приглушенный голос женщины:

– Сколько раз я тебе говорила, не открывай…

Всхлипнув, Кирилл бросился вниз. Это было слишком нечестно. Слишком.

Валентин Веснин зафиксировал программу, откинулся на стуле, глядя на экран. Имиджевый ролик оптового рынка… если бы ему сказали года два назад, что он будет заниматься рекламой базара, он бы засмеялся. Ну да ладно. Работа несложная, но хорошо оплачиваемая. Он потянулся к «мышке» и включил просмотр.

В общем-то ничего сложного от него не требовалось. Просто наложить на оцифрованное изображение мелкий глянец. Блеск в глазах покупателя, неестественную яркость одежды, сочность фруктов на прилавке. Мелочи, которых нет в жизни. Лак на краске будней…

Он остановил ролик, разглядывая артиста, носившегося по базару с лицом человека, никогда не видевшего фрукта экзотичнее помидора и одежды элегантнее ватника. Хороший артист. Валентин помнил несколько фильмов, где тот играл. Гораздо талантливее, хоть и с меньшим энтузиазмом…

В прихожей дзинькнул звонок, и Веснин поднялся. Прошел к двери, глянул в глазок.

Кирилка Корсаков смотрел на дверь с тем самым ненатуральным блеском в глазах, который он только что придавал артисту.

Веснин открыл дверь.

Мальчишка продолжал стоять, не делая даже попытки войти.

– Заходи, Кирилл.

Корсаков молча вошел.

– Что случилось? – спросил Валентин.

– Закрой дверь, – тихо попросил Кирилл.

На мгновение Веснину стало не по себе. Он закрыл оба замка, повернулся к Кириллу, который, не раздеваясь, стоял рядом. Наверняка он только что плакал, но сейчас его лицо казалось окаменевшим.

– Что происходит?

– Можно мне у тебя переночевать?

Валентин поправил очки. Осторожно произнес:

– Кирилл, если ты поссорился с мамой, то стоит позвонить и…

Лицо мальчишки дрогнуло.

– Ты не понимаешь.

Их взгляды встретились, и Веснину вдруг захотелось – отчаянно, до боли – не понимать и дальше…

– Мне надо где-то переночевать, – серьезно, совершенно не по-детски сказал Кирилл. – Если у тебя нельзя, то я просто еще кому-нибудь позвоню, ладно? У меня жетонов нет и денег мало.

Веснин сдался почти без боя.

– У меня можно. Но только объясни… нет, вначале умойся и…

Кирилл покачал головой:

– Валя, я тебе ничего объяснять не буду. Совсем ничего. Не потому, что не доверяю. Просто впутывать не хочу.

Веснин молчал, глядя, как Кирилл разувается и аккуратно вешает куртку.

– Надень тапочки, пол холодный.

Кирилл послушно кивнул.

– Ты взрослый парень и должен понимать, – снова начал Веснин. – Если я не позвоню Людмиле Борисовне, то буду выглядеть… э… идиотом, не соображающим, что она волнуется.

– Сейчас я уйду, – ровным голосом сказал Кирилл.

Веснин капитулировал.

– Я подогрею чай.

Кирилл молча прошел в комнату. Валентин машинально задвинул в угол брошенные им у дверей кроссовки. Постоял, глядя на телефон.

Когда через минуту он вернулся из кухни, Кирилл сидел на кровати, глядя на прокручивающийся в очередной раз ролик.

– Поставить какой-нибудь фильм? – спросил Веснин.

Кирилл не успел ответить – зазвонил телефон. Валентин молча отступил в прихожую, поднял трубку. Он был уверен, что знает, чей голос сейчас услышит.

Звонок матери Кирилла был, конечно, лучшим выходом из положения.

– Алло, Валя?

– Добрый вечер… – не отводя взгляда от Кирилла сказал Веснин.

– Слушай, ты один?

– Нет, – деревянным голосом ответил Валентин. – У меня сейчас ты сидишь.

– Угу. Ясно. Тогда все в порядке. Скажи какую-нибудь цифру.

– Семьдесят девять, – послушно сказал Валентин.

– Семьдесят девять. Это чтобы ты не думал, что говоришь с магнитофоном. Пока.