Мужчина мешкает, расстегивая штаны, достает из кармана серебристый квадратик презерватива. Сквозь пелену вожделения я наблюдаю, как он разворачивает резинку и одним умелым движением надевает, а затем медленно, жадно наблюдая за моим лицом, проводит членом по влажным складкам.

Я всхлипываю, до боли кусаю губу. Андрей склоняется, чтобы успокоить след от зубов поцелуем. Горячее прикосновение губ отвлекает на секунду, которой достаточно, чтобы он вошел в меня.

Я стону от боли и ногтями впиваюсь в плечи Андрея, а он замирает.

– Сейчас пройдет. Черт… ты и впрямь ни разу?

– Я же сказала. Неужели ты не поверил?

– Сомневался, – улыбается он.

Странное ощущение наполненности. Сердце с безумной силой бьется в грудную клетку, разносит по организму удовольствие. Когда Андрей начинает двигаться, мышцы непроизвольно сладко сжимаются, вырывая хриплый стон на этот раз у него. Мы оба сгораем в огне. Пути назад нет.

Давняя встреча на темной улице привела нас в домик у моря, столкнула лбами прошлое и настоящее. Сначала вывернула душу, а теперь подарила наслаждение.

– Ты сводишь меня с ума.

Я сама уже безумна.

Выгибаюсь, обхватывая его ногами, чтобы чувствовать проникновение без остатка. Закрываю глаза – и отдаюсь ощущениям. Ни одной мысли. Ни одного сомнения. Чистое удовольствие, никакого самоконтроля.

Оргазм накрывает с очередным толчком, тело сводит в сладком спазме. В первое мгновение удовольствие напоминает щекотку, а потом – ни с чем не сравнимое ощущение. Маленький взрыв, освобождение. У Андрея вызывается низкий гортанный стон, он делает несколько мощных толчков, а затем вжимает меня в постель всем весом.

Проходит несколько минут прежде, чем я выравниваю дыхание. Мужчине стоит видимых усилий перенести часть веса на локти.

– Ты как?

– Хорошо. – Я слабо улыбаюсь.

Прислушиваюсь к оставшимся после схлынувшего оргазма ощущениям и с удивлением замечаю, что…

– Стопа чешется.

– Что?

– Стопа, – краснею. – Чешется.

Отдельный кайф – чесать ногу о деревянную перекладину кровати. Честно, это если и не круче оргазма, то тоже на уровне! Вот уж не думала, что после оргазма может чесаться стопа. Интересно, этому есть научное объяснение?

Меня хватает лишь на то, чтобы принять короткий душ, а потом я без сил валяюсь на постели. Смотрю, как Андрей вытирает волосы большим махровым полотенцем и собирает с пола одежду. Фотосессия закончилась неожиданно для нас обоих, хотя сейчас я понимаю, что шансов устоять лично у меня просто не было.

Я как кошка, готова лежать, мурчать и потягиваться. Тело приятно ломит, глаза закрываются, но я мужественно стараюсь не спать. Хочу продлить приятное мгновение, подольше любоваться Тихомировым.

Он что-то ищет в большой сумке, в которой приносил оборудование. И, когда достает камеру – кажется, он назвал ее беззеркальной – я чувствую слабый укол тревоги.

– Что ты делаешь? – Язык еле ворочается от усталости.

– Хочу тебя сфотографировать. Ты сейчас очень красивая.

Часть меня знает, что совершает безумную ошибку, но совладать со страхом я не могу. А если это – часть его плана? Соблазнить, затащить в постель, сфотографировать – и одним движением мышки разрушить мне жизнь? Если так, то я не хочу этого знать. Не уверена, что переживу.

– Не надо. Пожалуйста. Не снимай.

– Почему? – Андрей смотрит очень внимательно, и я понимаю, что от моего ответа зависит многое.

Хотя нет… не многое. Все.

И я должна солгать. Должна сказать что-то вроде «Я не накрашена» или «Мои волосы в ужасном состоянии». Но мне так страшно, а еще я совсем не умею ему лгать! Кажется, что Тихомиров видит меня насквозь.

Желание в его глазах сменяется горьким, обидным пониманием. Он знает, о чем я думаю, какие мысли сейчас страшнее всех чудовищ. Непоправимая, безумная, самая ужасная моя ошибка. Я словно наживую вырываю себе сердце и, ощутив боль, поднимаюсь, растерянно глядя, как Андрей откладывает в сторону камеру.

– Я… прости… я не хотела тебя обидеть, я просто…

– Поспи.

Господи, до чего же у него равнодушный голос! Какая же я дура!

– Завтра я отвезу тебя домой.

– Что…

– Вечером.

– Андрей…

Он идет к выходу, а я даже не могу пошевелиться, и горло сводит, перекрывая дыхание, не давая мне ни малейшего шанса сказать хоть что-то.

Он не подонок. Не тот, кто способен разыграть такую партию. Не тот, кто, проведя ночь с девушкой, сотворит с ней то, о чем я подумала. Я позволила страху проникнуть в душу, не сдержала его. Снова предала, только сейчас за мной не стоял отец, ослушаться которого смерти подобно.

Больше всего на свете мне хочется подняться и рвануть вслед за Андреем, но, едва он выходит за пределы комнаты, я слышу, как в замке поворачивается ключ. Мне хочется выть, но сил хватает только на то, чтобы съежиться под одеялом и беззвучно плакать.

Кожа еще помнит его руки. Губы хранят вкус поцелуев. Низ живота ноет, напоминая о первой в моей жизни ночи с мужчиной.

И завтра всего этого не будет. Впереди долгая ночь с одним-единственным вопросом к мирозданию.

Можно мне остаться в этом мгновении навечно? Пока у меня есть хоть что-то настоящее.

***

Мне кажется, в живот воткнули нож из блендера и хорошенько провернули. Или я съел что-то не то, потому что все время до утра мне адски тошно. Большей мразью быть, наверное, невозможно, но на лице Лианы все отразилось красноречиво: я долго и упорно делал себе образ подонка. Так упорно, что, в конце концов, сделал. В принципе, справедливо.

    Теперь меня хотя бы есть за что посадить. И, если Сергеева не будет дурой, посадит.

    Я помню вкус ее кожи, ощущение, когда находился в ней, накрывающее удовольствие. Голос все еще звучит в ушах, сладкий и расслабленный, прерываемый сбившимся дыханием. Все помню, как будто ничего и не закончилось, как будто я все еще продолжаю ее касаться.

И меня ломает, потому что разум все же взял верх, заставил уйти. Невольно, вряд ли ставя себе такую цель, Лиана меня отрезвила. Что я творю? Зачем? И главное, на что еще я способен? У меня нет ответа, а у девушки на чердаке – их целая бездна. Она смотрит мне в глаза, а видит кого-то другого.

Я занимаюсь любовью, а она боится, что это очередной этап мести. Я делаю фотографию, а она сжимается и ждет, что это просто игра.

В принципе, я этого и хотел. Тогда почему так погано?

Чтобы отвлечься – на сон уже нет шансов – я спускаюсь вниз и готовлю завтрак. Но как бы я ни старался думать обо всякой ерунде, мысли то и дело возвращаются на чердак. На кой хрен я снова ее запер? Поддался детской обиде на справедливое недоверие? Испугался, что под влиянием момента Лиана натворит глупостей?