— Война и чертов старый протез, — коротко заметил Мак-Рот, широко белозубо улыбаясь, и добавил, — Вьетнам… Итак, расскажите мне подробно о девушке. Все: ее положение в семье, привычки, круг общения, увлечения. Как, когда произошел несчастный случай, ее поведение после.

Беседа длилась долго. Сулейман долго и увлеченно рассказывал о Насте. Скрыл только причину, почему девочка оказалась у него и правду о «бешеной» лошади. Джим не перебивал, выкурил несколько сигарет.

— И сколько времени прошло с тех пор — полгода? Давайте сделаем вот что. Мы сейчас зайдем к ней, это возможно? Прекрасно! Она говорит по-английски? Отлично! Итак, мы заходим к ней, я — ваш друг, мы знакомимся, заводим беседу и когда вы убедитесь, что она спокойно меня воспринимает, то под любым предлогом покиньте нас.

Незнакомый мужчина не вызывал у Анастасии никаких эмоций, она была занята тем, что учила куклу ходить.

— Вот так, так, переставляй ножку… Какая ты не послушная! Папа будет сердиться на свою доченьку. Ты устала, бедная, поспи, — не обращая внимания на гостей, она отнесла куклу в спальню и скоро вернулась.

— Видишь, Сулла, наша дочка уже пробует ходить! Мы пойдем гулять? Мне скучно тут! Я хочу в магазин! Мы пойдем в магазин! Я хочу туфли, красивые туфельки на высоком каблуке, на тонком высоком каблучке, — она капризно искривила губки, — я всегда о них мечтала! Почитай мне про Меджнуна! Сулла!

Мак-Рот внимательно следил за девушкой, потом подошел, протянул ей ладонь.

— Здравствуйте очаровательная леди, я Джим Мак-Рот, можно просто — Джимми, а вы кто?

Анастасия задумалась, нечто похожее на удивление мелькнуло на ее лице, чуть поколебавшись, она вложила свои пальчики в его ладонь.

— Я, я… Анастасия… Я вас никогда не видела… — она смотрела прямо ему в глаза, — Джимми… вы добрый… Вы знаете, как зовут нашу дочь? Вам Сулла рассказывал о дочери? Ее зовут Жасмин! А вы знаете, очень грустно… Я, я… болею… Это плохо, правда? Я так… так боюсь! — Анастасия не забрала своей руки и доверчиво подошла поближе, она впервые заговорила о своей болезни!

Сулейман был поражен, значит она понимает, что больна! Он осторожно покинул палату. Около часа Джимм не выходил, Сулейман начал уже волноваться, чтобы длительное общение не спровоцировало приступ. Мало ли о чем будет говорить с ней этот совсем чужой человек. Хотя она заметила, что он добрый…

— До свидания, милая леди Анастасия, до скорого! Все, что я обещал, — сделаю. Только и вы сдержите свои обещания, — Джим захлопнул за собой дверь. — Ну что ж, мне еще многое непонятно, за одну беседу трудно сообразить, что к чему. Если вы не возражаете и потом, я обещал ей кое-что, через пару дней я навещу ее… Теперь вот что — если с вашего согласия возьмусь помочь ей, скорей всего так и будет, уж очень хорошая ваша Анастасия, то это будет абсолютно бесплатно. Ну, а если эксперимент удастся, то пожертвуйте сотню другую на строительство храма при госпитале Святого Георга. Завтра вечером я свободен, а вы? Вот и отлично, в пять вечера, здесь же! А вам не стоит покидать ее надолго. Мне кажется, что она очень болезненно реагирует на ваше отсутствие, хотя и не подает виду. Вообще много странностей, много… Прощайте! До встречи!

Сулейман проводил его до выхода из лечебницы, проследил взглядом за тем, с каким трудом Мак-Рот втаскивал свое грузное тело и негнущуюся ногу в старый, потрепанный Бьюик. Он нутром почувствовал, что этот непонятный человек поможет Анастасии…

Поздним вечером следующего дня возле мирно и тепло потрескивающего камина, в глубоких мягких креслах расположились двое пожилых мужчин. На столике-каталке — бутылка прекрасного шотландского виски, пара стаканов, сигареты, пепельница. Разговор предстоял серьезный, не простой, неспешный. Для этого разговора Мак-Рот договорился с Анастасией, что она постарается вести себя спокойно, а если возникнут проблемы, то обратится к сиделке, которая всю ночь не отойдет от ее кровати. Анастасия уже почти месяц обходилась без снотворных. Кошмары порой снились ей, но рядом был Сулейман, он успокаивал ее и, судорожно сжимая его руку, она через некоторое время засыпала вновь. У Сулеймана немела рука, болела спина, шея, плечи, но он стойко терпел неудобное положение и не забирал свою руку у спящей девушки. Он привык, так бывало уже не раз, в самом начале, когда она металась в бреду, вскрикивая, зовя его на помощь: «Сулла! Зверь! Сулла! Спаси!..»

Мак-Рот, глотнув виски начал первым:

— Знаете, как я пришел к мысли, к ощущению, что могу помогать людям? Когда мне во Вьетнаме оторвало ногу, я естественно попал в госпиталь. В палате, на соседней койке, лежал молоденький солдатик, в первом своем бою, попавший в плен к вьетконговцам. Лагерь с пленными находился в джунглях, вдалеке от цивилизации и вообще от населенных пунктов. Малочисленная охрана от скуки развлекалась тем, что как могла издевалась над военнопленными. Любимым занятием охраны было посадить одного или нескольких несчастных в глубокую яму и выпустить к ним пару десятков голодных крыс, которых специально держали для таких случаев. Вы можете представить себе ужас и страдания, съедаемых живьем, бедных солдатиков. А эти нелюди, обкурившись и напившись банановой самогонки, покатывались со смеху на краю ямы, наблюдая за происходящим сверху. Этому мальчику повезло — крысы только частично обглодали его ноги и пальцы на руках, прихватили и ухо. На лагерь внезапно был выброшен десант то ли русских, то ли американцев. Так вот из-за гангрены ему пришлось тотально ампутировать, вычленить в тазобедренных суставах, обе ноги плюс кисти рук. Девятнадцатилетний мальчишка лишился всего водночасье: и тела, и будущего. Конечно психика его не выдержала, он не то, чтобы сошел с ума… У него начались, похожие на наш случай припадки, его мучили галлюцинации и кошмары. Он тоже кричал, но не крысы, а звери! У большинства вьетнамцев неправильный прикус — передние резцы, а с ними верхняя челюсть резко выдаются вперед, как у грызунов, в частности крыс. Лица, которые он тогда видел из ямы, оскаленные восторженном смехом, ассоциировались в его сознании с мордами страшных грызунов — полулюдей, полукрыс. Это я понял, когда однажды попросил его нарисовать то, чего он боится. И он нарисовал. Только лица и большие передние зубы. Я тогда хотел помочь парню, не подозревая о своих способностях. У меня получилось, правда, не скоро, но из госпиталя его выписали домой, а не в сумасшедший дом. Мы стали друзьями, невзирая на существенную почти в двадцать лет разницу в возрасте. Я долго помогал ему морально и материально. Он стал попрошайкой, ему простительно. Жаль, он покончил собой. Его пожалела одна девушка-проститутка. Он был красив и наивен, он думал, что у них любовь, настоящая… А когда узнал, кто она, в шумном скандале выяснил, что девушка изредка отдавалась и проводила свое драгоценное время с ним только из жалости, разогнал свою коляску прямо под трейлер…

К чему я вел весь этот разговор? У меня есть некоторое сомнение, что в нынешнем состоянии девушки виновато нечто большее, чем потерявшая контроль кобыла… И вы по какой-то причине скрываете от меня это! И от всех предыдущих, лечивших ее, скрывали. Но, как я понял, вы страстно желаете помочь девушке и не против, чтобы в этом помог вам я! В таком случае я хочу узнать правду, какой бы она не была и как бы трудно не было вам, я должен знать, что произошло на самом деле? Для этого мы здесь сидим.