Прескотт перевел дыхание и покачал головой, все еще не веря своим глазам. Поклонившись, он тихо произнес:

– Вы сегодня обворожительны, миледи.

– Благодарю вас, Прескотт, – произнесла Эдвина дрожащим от волнения голосом.

Затем Прескотт повернулся к Фанни:

– Снимаю перед вами шляпу, Фанни. Вы – настоящая мастерица своего дела.

Актриса улыбнулась, как довольная кошка, которая только что съела канарейку.

– Меня посетило вдохновение.

– Ни одна юная барышня на своем первом балу не выглядела бы так же соблазнительно-целомудренно, – расплываясь в улыбке, заметил Прескотт. Он неожиданно поймал себя на мысли, что с волнением предвкушает продолжение вечера. Эксцентричные выходки были его стихией. Он обожал откалывать шутки, шокирующие чинное светское общество. – Уже представляю, как у всех глаза вылезут из орбит и как все откроют рты от удивления. Мы станем главным скандалом сегодняшнего бала, миледи.

– Не скандалом, – спокойно поправила его Фанни, – а главным украшением бала. Вам все будут завидовать, Прескотт. Увидев, как вы изменились, Эдвина, все дамы будут восхищаться вашим очарованием, а все мужчины будут мечтать ухаживать за вами. – Фанни хитро улыбнулась. – Ручаюсь, вы получите огромное удовольствие от всего этого.

– Удовольствие… – эхом повторила Эдвина и облизнула губы. – Интересная перспектива.

– Вас ждет именно это. Но сначала один превосходный напиток. – Фанни подошла к буфету. – Так, куда ваши слуги поставили мой?.. Ах вот он где! – Она открыла шкафчик и достала хрустальный графин, наполненный темно-коричневой жидкостью. Актриса поставила его на поднос рядом с тремя узорчатыми хрустальными бокалами.

Глядя на Прескотта, Эдвина проговорила одними губами:

– Мне кажется, это чересчур.

– Правда? – так же одними губами переспросил он.

Она кивнула.

– Это просто великолепно, – сказал Прескотт. – Вы будете самой прелестной дамой на балу у Бонов.

Услышав его слова, Эдвина гордо расправила плечи, а потом оглядела Прескотта с ног до головы. Ее взгляд скользнул к его черным туфлям, затем поднялся вверх по его черным панталонам, по серебристо-серой жилетке, галстуку цвета слоновой кости и черному фраку. Когда Эдвина встретилась с Прескоттом глазами, на лице у нее было написано одобрение.

– Вы также очень мило сегодня выглядите.

– «Очень мило»? – Фанни округлила глаза. – Эдвина, вы кокетливы, как монашка.

– Просто Эдвина прекрасно знает, что грубой лести я предпочитаю искренность и простодушие, – уверил Прескотт, которому тем не менее была приятна скупая похвала Эдвины.

Он сегодня с особой тщательностью готовил костюм, остановив выбор на более сдержанной гамме цветов, чем обычно. Они с Эдвиной и так будут привлекать достаточно внимания. Теперь, увидев, как одета Эдвина, он понял, что чутье его не подвело.

Подойдя к столику красного дерева, Фанни поставила на него поднос и наполнила бокалы.

– Вы не уйдете, пока я не скажу тост и пока мы не выпьем моего особенного коньяка.

– Коньяка… – пробормотал Прескотт, заинтригованный. Он никогда не пробовал этот напиток: из-за войны с Наполеоном его ввоз в страну был запрещен.

– Но это же, наверное, незаконно… – пробормотала Эдвина. – Я хотела сказать, скорее всего его привезли контрабандным путем, правда?

– Вы снова говорите как монашка, Эдвина, – насмешливо заметила Фанни, протягивая им бокалы. – Кому-кому, а вам непременно нужно выпить, чтобы немного расслабиться. Поэтому, прошу вас, держите свое мнение при себе и молча наслаждайтесь божественным напитком.

Бедная Эдвина! Никто не упускает возможности поддеть ее за то, что она нервничает. Эдвина понюхала напиток.

– Пахнет дымком, как будто горят дубовые ветки.

Прескотт сделал маленький глоток.

– Богатый вкус. И не в буквальном смысле. Не в значении «дорогой».

Фанни подняла свой бокал, Прескотт и Эдвина сделали то же самое.

– За вашу помолвку. – У Фанни заблестели глаза. – Желаю вам произвести на свет многочисленное потомство.

Встретившись глазами с Эдвиной, Прескотт не удержался от улыбки.

– Золотые слова.

Эдвина метнула на него взгляд великомученицы.

– Гм… По-моему, есть какая-то любопытная легенда о коньяке, – сказала она, облизывая губы. Прескотт сразу же представил, какие они нежные и мягкие, и подумал, что, если сейчас поцеловать Эдвину, ее губы будут иметь вкус коньяка…

Эдвина вскинула голову.

– Насколько я помню, там говорилось что-то о неверности.

Лицо Фанни сразу же стало серьезным, как будто она вспомнила что-то очень грустное.

– Да. О неверности. – Тут же взяв себя в руки, Фанни приободрилась и снова стала живым воплощением неистощимой жизнерадостности. – Легенда о неверности или об убийстве. Что вам больше нравится?

– О, я бы предпочел послушать про убийство, – сказал Прескотт, потягивая коньяк и отвлекаясь от мыслей о губах Эдвины. – Это более честное и откровенное дело.

– Мы должны выбрать что-то одно? – спросила Эдвина и подошла к камину. Комнату наполнил нежный запах ландышей.

– Ну что ж, в легендах, которыми окутан этот божественный напиток, есть и то и другое, – начала Фанни рассказ своим певучим голосом, которым рассказываются все самые лучшие истории на свете. – Как говорится в легенде, было это в шестнадцатом веке. Жил-был один рыцарь. Он думал, что когда-нибудь сгорит в аду: один раз – зато, что убил свою неверную супругу, а второй раз – за убийство ее любовника.

– Поэтому он дважды поджег свое вино, – кивнул Прескотт, стараясь сосредоточиться на рассказе. – Эту историю я слышал.

– Да, и он поставил его в самый дальний угол своего винного подвала. И вскоре позабыл об этом.

– Он раскаялся? – спросила Эдвина. Ее щеки немного порозовели. Каким-то образом ее нос, который раньше казался чересчур большим, и подбородок, который был слишком острым, не портили ее, и даже придавали характер и особое выражение лицу. Но это не было простым результатом удачной смены прически. Скорее всего, это объяснялось тем, что Прескотт больше узнавал ее как человека.

– Нет, как раз наоборот. – Фанни широко улыбнулась. – Через несколько лет рыцарь наткнулся в винном погребе на свою бутылку и отведал вина. И оценил его исключительный вкус.

С трудом оторвав взгляд от лица Эдвины, Прескотт пожал плечами:

– Из этого рассказа можно сделать вывод, что хорошая выпивка победила страх быть сожженным в аду.

– Да. – Фанни указала на бокал в своей руке. – И говорят, таким образом скверное кислое вино родилось заново и превратилось в благородный коньяк.