Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А он играл прилично.
Энергия в нем била через край. Он не мог жить спокойно, постоянно что-то придумывал. Человек с юмором, любил разыграть кого-нибудь из друзей-шахматистов. Кажется, уж такая интеллектуальная игра, как тут можно поразвлечься? Оказывается, можно.
Был как-то в гостях у Рыбникова Ефим Геллер. Посидели за шахматной доской немного… Тут Рыбникову пришла в голову мысль сыграть партию по телефону с Борисом Спасским, который жил в это время под Москвой в доме отдыха – готовился к матчу с Фишером. Геллеру мысль понравилась.
Позвонили Спасскому. Тот идею одобрил. Но телефон был в коридоре, шахмат при себе в тот момент гроссмейстер не имел и решил играть «вслепую», на Колиной доске.
Николай стал диктовать в трубку ходы, сопровождая напряженную работу мысли вполне естественными (актер!) в «предложенных обстоятельствах» репликами: «понял», «ну-ну», «та-ак». Ходу эдак на седьмом-восьмом Спасский и говорит:
– Коленька, позови, пожалуйста, к телефону самого Ефима!
Взрыв хохота. Рыбников обожал такие вещи. Пойманный с поличным, он не потерял, однако, вкуса к подобным шуткам. Как-то предложил сыграть «вслепую» Талю. И «незаметно» подменил слона пешкой. Гроссмейстер отреагировал мгновенно, будто видел доску: Коля, на этой клетке должен стоять слон, а не пешка!
– Ну что ты поделаешь! Опять сорвалось! – досадовал Рыбников.
Однажды они с Чертовым спросили у Таля, как он оценил бы игру в шахматы каждого из них?
– Коля играет сильнее, а Олег лучше, – сказал он.
Ответ-головоломка не поставил упрямого Рыбникова в тупик. Он продолжал искать пути к победе над гроссмейстерами.
Нонна Мордюкова, космонавт Алексей Леонов, Марина Влади и Алла Ларионова. 1960-е гг.
– Уж в домино мы их разделаем под орех! – заявил он однажды Олегу.
И они засели за «козла» – против Геллера с Фурманом. Сидит это Рыбников, смотрит в свои костяшки, морщит лоб…
– Не трудись, Коля, – говорит Геллер, – я ж знаю, что у тебя на руках. Сказать?
Словом, и в домино друзья продулись. Олег интеллигентно отступил. Рыбников не сдавался.
– А не сыграть ли нам в преферанс? – предложил он Талю и Геллеру.
Сыграли.
– Конец света! – развел он руками, когда и здесь потерпел фиаско.
«Конец света!» – было одно из любимых его выражений.
Алла смеялась: ты, Коленька, со своими стараниями обыграть гроссмейстеров ну прямо как Волк из мультфильма «Ну, погоди!».
Известные шахматисты очень дружески, можно сказать, любовно относились к Николаю Рыбникову. Они подарили ему и Олегу Чертову в память встреч за шахматной доской в домашних блицтурнирах с форой одна минута к пяти шахматные часы, определявшие время ходов в матче на первенство мира Ботвинник – Таль, проходившем в 1961 году. Точнее, подарил Таль. Но подписались на часах, помимо него, Л. Штейн, Б. Спасский, Е. Геллер, В. Корчной, П. Керес, С. Фурман, Э. Гуфельд, А. Суэтин.
Когда Рыбникова не стало, Алла Ларионова передала эти часы Олегу Чертову. Он их свято хранит. Они остановлены на восьми: в этот час 22 октября 1990 года умер Рыбников.
…Я не могу оторвать глаз от фотопортрета Николая Рыбникова то ли в кинопробе, то ли в какой-то роли. Фотохудожнику удалось запечатлеть не только внешний облик, но суть характера и – просто непостижимо! – обаяние Рыбникова. Я нигде не видела этой фотографии и, как выяснилось, и не могла увидеть: она единственная. И подарена Чертову. С его разрешения читаю дарственную надпись:
«Моему другу, человеку, который иногда играет в шахматы, Олегу Чертову. Кстати, Kf6 не годится. Лучше ФgЗ!!! Подумай. Счет между нами неизвестен. Н20 +F4 = Спасскому Б. В. (если бы ты так играл).
Н. Рыбников.
Май. 2-й съезд кино. 1972 г.
Москва».
– Опять шахматы! А как относилась Ларионова к этой, не подберу иного определения, всепоглощающей страсти мужа? – не удерживаюсь я от вопроса. – Другая бы жена…
– Алла умница была, неконфликтная. Скандалов между ними по этому поводу я не помню. Если бы они и возникали, то, думаю, из-за взрывного Колиного характера. У нее был покладистый характер. Ну вот играем мы в шахматы. Алла заглядывает в комнату: «Ребята, не надоело вам? Коля, у Музы Крепкогорской день рождения. Ты едешь?» – «Не могу. Самая игра!». Через какое-то время заходит Алла, красивая невозможно, нарядная, душистая, – попрощаться. Коля, глядя на нее, замирает в восхищении. Но – остается дома. Алла звонит уже оттуда, говорит, что приехал Владимир Высоцкий с Мариной Влади, что там очень интересно и весело. Выслушав ее, Николай говорит: «Вот доиграем…». Тогда она просит передать трубку мне: «Олег, умоляю, проиграй ему, и поскорее! На радостях он поедет. Ей-богу, жаль будет, если вы такой вечер пропустите!». Еще бы не жаль, думаю я. Давно мечтал увидеть Высоцкого, да еще с Влади! Песни его послушать. И – проигрываю. Коля – милый друг мой, чистая душа! – радуется, как ребенок. Ударяет от удовольствия себя ко колену – такая у него была манера. «Едем! – говорит. – Но с условием: когда вернемся, продолжим игру».
Николай Рыбников и Алла Ларионова воплотили в себе время, в которое они жили, лучшее, что было в нем. До мелочей.
Взять те же шахматы. Когда мы собирались по какому-нибудь случаю, наши мужчины, посидев за столом, устраивались где-нибудь в уголке с шахматной доской и углублялись в игру. Был вариант – шашки.
А каток? Трудно представить зиму в Москве без походов на каток! Сияют огни, гремит музыка, оживленные лица, блестящие глаза…
Ларионова рассказывала, как однажды они с Бондарчуками отправились в Парк культуры и отдыха им. Горького на каток. Умел кататься Рыбников, остальные не очень. Скользили, цеплялись друг за дружку, чтобы не шлепнуться. Веселились в буквальном смысле до упаду… А зрители, конечно, их узнавшие, устроили им овацию, когда они уходили.
Все они были молодые, полные сил, многое у них было еще впереди. Удивительная особенность поколения «шестидесятников»: жили в большинстве своем в коммуналках, материально трудно, под жесточайшим прессом идеологии, особенно если говорить о людях творческих профессий, но страха перед завтрашним днем не испытывали, «впереди» звучало оптимистически.
Работая в литдрамвещании Всесоюзного радио, я спросила у одного поэта, готовя передачу о нем, о строчках из его стихотворения «Все впереди у нас еще, все впереди еще!»: почему он думает, что только радостное? Ведь именно впереди неизбежны и разочарования, и поражения, и болезни, и другие несчастья. «Знаю, но не чувствую этого! Да вроде и все мы… А если что – буду противостоять».
Сегодня чаще звучит: еще не то будет!