Когда программа „Товарищ кино“ прекратила свое существование, все мы, актеры, стали реже встречаться друг с другом. Конечно, созванивались, поздравляли с праздниками, решали какие-то дела, виделись на собраниях. Причем Ларионова, если могла, обязательно на них приходила. Она вообще была человеком общительным, как с некоторых пор говорят – тусовочным.

После смерти Рыбникова в этом смысле она не изменилась, но стала болеть. Зная, как благотворно на нее действует актерская среда, атмосфера кинофестивалей, ощущение, как и для каждого из нас, своей востребованности, я пригласила ее в жюри фестиваля „Совездие“, который проходил в 1999 году в Твери. Помимо Ларионовой, в состав жюри вошли Георгий Жженов, Михаил Глузский, Людмила Чурсина и Евгений Жариков, который его возглавил.

Я взяла на себя миссию пригласить Аллу Дмитриевну, потому что приготовилась ее уговаривать: она не очень хорошо себя чувствовала. Она согласилась без долгих уговоров – у нее как раз выпал перерыв в гастролях со спектаклем В. Шалевича „Коварство, деньги и любовь“.

Работала она много, с большим интересом, не пропускала ни одного кинопросмотра конкурсной программы. На здоровье не жаловалась. О ее плохом самочувствии можно было лишь догадываться: на этот раз она с нами никуда не ездила, оставалась в номере отдыхать. Но просила, когда мы вернемся, обязательно ей позвонить.

…Рыбников и Ларионова оставили о себе самые добрые воспоминания. Вот ведь знаменитейшие актеры, а никогда не подсчитывали не в пример иным нашим старшим, и не только старшим, коллегам: сполна ли им возданы почести, достаточно ли в их адрес похвал?

Недавно по телевидению показали фильм „Седьмое небо“, в котором они играли главные роли. Для нас была большая радость их увидеть. Это так хорошо, что в последнее время чаще стали демонстрировать на телеэкране советские картины. Их интересно смотреть. С ними наши любимые актеры остаются жить».

Они еще раз пересеклись, так сказать, географически, наши с Ларионовой жизненные дороги: последние семь лет она проживала в Банном переулке, в доме, расположенном в сотне метров от того, давным-давно снесенного, где прошли мои школьные годы и юность.

Я договорилась о встрече со Светланой Аркадьевной Павловой. Это благодаря ей состоялся переезд Ларионовой из Марьиной Рощи сюда, в дом № 7, в котором жила сама Павлова.

От метро «Проспект Мира» решила пройти пешком. Уж не помню, когда я последний раз ходила по родной улице. Стоял март, теплый, солнечный. Откуда-то тянуло арбузной свежестью. Настроение было весеннее.

Шла не спеша, заглядывала во дворы домов, в которых когда-то жили мои подруги, рассматривала фасады старых зданий – и мало что узнавала. Не я – улица впала в беспамятство!

Первые этажи буквально «засижены» какими-то пестрыми зазывными вывесками, немытые окна зарешечены, вместо красивых парадных дверей – безликие металлические. Дворы грязные, всюду валяются ржавые железки, обрывки проводов, черные деревяшки. А мы зимой заливали там каток, летом играли в волейбол и лапту, весной сажали деревья.

То там, то тут беспорядочно втиснуты кое-где выпирающие из ряда домов серо-голубые новоделы с модными ныне башенками, как «джинсовые зубы» из старого анекдота.

А когда-то, хоть и называлась улица 1-й Мещанской, это был настоящий проспект – просторный, прямой, с широкими тротуарами. Рано утром его бороздили поливальные машины, в мощных струях воды хрустально переливалось солнце.

Вечерами мы, старшеклассники, гуляли по нашему «Броду» (Бродвею то есть). Не бесцельно, нет: мы ходили на Колхозную площадь (ныне Сухаревская) смотреть на больших часах время.

А поскольку, пока возвращались оттуда, время, естественно, не стояло на месте, мы отправлялись обратно.

Теперь я шла маршрутом юности, и в голове крутились строки Геннадия Шпаликова: «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места…». Повернула в Банный переулок, подошла ко второму корпусу дома № 7 – и на сердце потеплело: у входа – мемориальная доска, на которой написано, что здесь с 1993 по 2000 год жила народная артистка России Алла Дмитриевна Ларионова. На полочке – цветы, как живые ростки ее памяти. Я будто иду к ней в гости. Звоню в дверь. Мне открывает Светлана Аркадьевна.

История, как бы заранее мне известная. Познакомилась по молодости тогда просто Светлана с Рыбниковыми на съемках телефильма «Длинный день Кольки Павлюкова» в 1967 году. Работавшая на телевидении еще с той поры, когда студия находилась на Шаболовке, общавшаяся со многими знаменитыми актерами, режиссерами, кинодокументалистами, Павлова враз и навсегда сдружилась именно с Рыбниковыми.

– Я бы не стала дружить с Рыбниковыми, будь они другие, – говорит Светлана Аркадьевна. – Все, буквально все, познакомившись с ними, подпадали под их обаяние. При всей их известности, они были добрые, не чванливые, сердечные люди. С другими дружу, но не так.

Алла Ларионова и Николай Рыбников у себя дома

Она считает, что ей очень повезло на таких друзей. А я, слушая ее рассказ о годах, прожитых с ними рядом, убеждаюсь, что Алле и Николаю вместе и каждому из них в отдельности тоже выпала редкая удача – иметь такого друга.

Красивая, живая, деятельная, прошедшая путь от помощника режиссера до директора картины, организатора сложного процесса производства фильма, она и дружбу понимала соответственно своему характеру и делу жизни. «Друг – это действие», – говорила Марина Цветаева…

Съемки телефильма проходили на Азовском море и в Ялте. Режиссер К. Бромберг на одну из ролей взял Николая Рыбникова. Он попросил пригласить Аллу. Режиссер не возражал – роль для нее была. Ей разрешили привезти детей – Алену, которая тогда перешла в четвертый класс, и Аришу, она должна была пойти в школу осенью. В те времена на съемки можно было приезжать с семьей, условия позволяли. Для Рыбниковых сняли дом на берегу моря.

– С ними было и работать, и отдыхать хорошо, – рассказывает Светлана Аркадьевна. – Никаких хлопот не доставляли, никогда не опаздывали. На них можно было положиться. В Москве, бывало, договоримся куда-нибудь ехать, досылаем машину. Они уже стоят у подъезда. А если машина вдруг задерживается – никаких скандалов. Их покладистость меня иногда выводила из себя. Вот пример. Лифт в их доме в Марьиной Роще отключался в 12 ночи. Вешался амбарный замок, и они топали пешком на свой восьмой этаж, иногда и с кинороликами после выступлений, усталые. Однажды я, выйдя от Аллы, спустилась на лифте вниз, а выйти не могла и подняться наверх тоже. Хорошо, что откуда-то вернулся Николай, и через какое-то время меня вызволили из ловушки. Тут уж я их настропалила, написали они куда следует, и лифт таки перестали отключать. Не подтолкни их, не уверена, что им пришло бы в голову чего-то требовать в личных интересах. Аккуратисты невозможные! Все счета, квитанции оплатят в срок, без малейших возражений. Это я еще могу по своей натуре сказать, что нельзя так верить любой бумажке, с вас лишнее берут, а вам будто так и надо. Да ладно, машут рукой. Рыбников законопослушный до смешного. Кто-то, может, не поверит. Этой чертой он напоминал мне (и вообще напоминал) Папанова. Один и тот же человеческий типаж. Однажды на съемках в Сухуми я зашла к Анатолию Дмитриевичу в номер гостиницы «Абхазия», и он стал варить кофе. В этот момент в дверь постучали.