Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он понял, что видео снято двумя незнакомцами. Когда оно закончилось, Радомски и Шефке, по-прежнему не называя никаких имен, упаковали оборудование и ушли. Они встретились с Купер и Шварцем в отеле «Меркур», как и планировали. Шварц вспоминал, что странным образом они чувствовали себя одновременно напряженными и расслабленными. Как он позже выразился, «в подобной ситуации ты не тратишь время на рефлексию».
Наспех перекусив, все четверо загрузились во взятый напрокат восточногерманский автомобиль, с которым скоро начались проблемы. Один из двух цилиндров двигателя не работал как следует. Они остановились у автомастерской, но, когда стало ясно, что быстро цилиндр не починить, они забеспокоились, что придется слишком долго ждать. Механик сказал им не разгоняться быстрее шестидесяти километров в час. Послушавшись его совета, они медленно направились к аэропорту Шёнефельд; всю дорогу машина страшно воняла.
Купер вспоминает, что испытала огромное облегчение, когда они притормозили на парковке аэропорта возле машины Шварца – добротно сделанной на Западе. Шварц, забрав кассету у Радомски и Шефке, уехал вместе с Купер и высадил ее у ближайшего КПП, чтобы в случае чего ее не смогли связать с доставкой видеозаписи. Он не спрашивал ее имени и не задавал вопросов о содержании кассеты. Он не хотел знать ни того ни другого, если его остановят. Тем временем Радомски и Шефке продолжили свой путь в центр Восточного Берлина. Вернув автомобиль хозяевам, Шефке залез в свою квартиру тем же путем, каким он ее покинул: через крышу.
Спрятав кассету в нижнем белье, Шварц рано утром 10 октября направился к контрольно-пропускному пункту. Благодаря решениям СБСЕ он обычно пользовался привилегией пересечения границы без личного досмотра, но в неспокойные октябрьские дни 1989-го он не был уверен, что пограничники будут соблюдать договоренности. К счастью, ему удалось пересечь границу без всяких проблем и доставить кассету Яну – так и не зная, что на ней записано. Ян отнес пленку в свой кабинет на западноберлинскую телевизионную станцию SFB.
Ян включил необработанную видеозапись бесконечного людского потока в Лейпциге и заплакал. Он вспомнил, как в начале восьмидесятых участвовал в демонстрациях в своем родном городе Йене, когда даже тридцать человек казались толпой. Остаток дня 10 октября он редактировал сюжет и удостоверился, что его будут показывать в эфире как можно чаще, ведь западноберлинские и западногерманские телеканалы можно было поймать на большей части территории ГДР. Иностранные телеканалы тоже взяли материал и распространили кадры демонстрации на весь мир. Ее увидели даже в Америке, как и надеялся Зиверс.
Это видео[18], наряду с другими записями, просочившимися позже из Лейпцига, стало сильнейшим источником мотивации для мирной революции по всей ГДР. Оно также помогло дискредитировать правящий режим. Да, насилие со стороны СЕПГ было обречено на провал, но процесс ускорился благодаря освещению событий западными вещательными компаниями, которые были многим обязаны контрабандистской сети Яна. Работе таких активистов, как Хаттенхауэр, Швабе, Воннебергер и их коллеги, помогли действия хроникеров и очевидцев, включая Купер, Яна, Радомски, Шефке и Шварца. Симбиоз между протестующими и их «пресс-атташе» оказался поистине опасным для диктатуры.
Что касается Радомски и Шефке, то триумф одновременно осчастливил и расстроил их. Они добились большого успеха и в каком-то смысле взяли реванш, но мир не знал, кому он обязан снятыми кадрами. Ян упорно держал имена Радомски и Шефке в секрете – несмотря на то что к 1989 году сделанную ими видеозапись западные телеканалы покупали так охотно, что двое жителей Восточного Берлина могли получить долю от прибыли. В результате, когда крупная западногерманская телесеть ARD выдала в эфир своего вечернего новостного шоу Tagesthemen их с трудом добытую запись, ведущий новостей ошибочно назвал ее авторами итальянскую съемочную группу. Шефке испытал разочарование, когда смотрел эту передачу у себя дома в Восточном Берлине. С одной стороны, он и так уже находился под пристальным наблюдением Штази и не желал усиливать его – и тем более быть арестованным. С другой стороны, ему хотелось признания. «Это точно не сделало нас знаменитыми», – подумал Шефке, когда их работу приписали итальянцам. Этот тридцатилетний мужчина не отказался бы от возможности похвастаться при случае, «покрасоваться перед женщинами», честно ответив на вопрос «Чем ты занимаешься?», а не мямлить что-то о безработице. «Женщину не зацепить признанием о том, что ты безработный. Мы выглядели неудачниками. А нам хотелось рассказывать девушкам, какие мы классные парни».
Ян переживал из-за того, что Радомски и Шефке изматывают напряженная работа, нескончаемые допросы, страх тюремного заключения и вдобавок отсутствие какого-либо признания. Все это их уже порядком достало. Они настолько беспокоились за свои жизни, что сняли короткие ролики друг про друга и отправили их Яну на случай, если они вдруг исчезнут. Ян переживал, что Радомски и Шефке могут попытаться нелегально покинуть ГДР, и поэтому сказал им не торопиться. После Лейпцига крупных перемен оставалось ждать недолго, утверждал Ян.
Для Воннебергера триумф тоже оказался с горчинкой. Много лет он упорно добивался перемен в родной стране. Он терпел не только слежку Штази, но и трения внутри церкви. Девятое октября ознаменовалось успехом, но бремя многолетней работы в оппозиции не могло не сказаться на Воннебергере. Через три недели с ним случился обширный инсульт, из-за которого он больше не мог говорить. К 1991 году его полностью освободили от обязанностей пастора ввиду нетрудоспособности. Когда его родина наконец-то обрела ту свободу, за которую он боролся, Воннебергер вынужден был заново учиться говорить.
Благодаря ему и участникам марша 9 октября перед режимом теперь стояли новые вызовы. Вместо приказов из центра в тот вечер была зияющая пустота – как позже заметил активист Тобиас Холлицер, «единственным решением из центра… было запоздалое благословение событий, порожденных мужеством и миролюбием» протестующих. СЕПГ следовало как-то оправиться от поражения в Лейпциге и снова встать у руля. Кренц решил, что нет способа лучше, чем осуществить задуманный заговор против Хонеккера. Следом он попытается раздавить набирающую силу мирную революцию, попутно отбив у народа желание путешествовать. Он надеялся добиться в этом большего успеха, чем Хонеккер. Все эти линии напряжения сойдутся в ноябре 1989 года и переместят борьбу за власть на улицы Восточного Берлина – вплоть к самой Стене.
Часть II
Борьба за власть в Восточном Берлине
Глава 4
Революция