Их приятели из дружественных кланов, мальчишки и девчонки, с которыми они сблизились здесь, во время этого летнего сбора, присоединялись к ним по дороге к открытому шатру, где уже были кирнари и другие взрослые. Они рассаживались на коврах и подушках, разбросанных по траве, пили чай и вели бесконечные споры — и так изо дня в день. Серегил задавался вопросом: почему многие кирнари были против планов его отца? Хотя, положа руку на сердце, всё это не слишком-то его волновало.

Отец глянул на него поверх толпы, нахмурился и, кажется, потерял к нему всякий интерес.

— Чего и следовало ожидать, — пробормотал себе под нос Серегил, хотя выражение его лица, когда он поклонился, оставалось почтительным, ведь он знал, что на них все смотрят.

Казалось, за ним постоянно наблюдают. Как за самым младшим и самым никчемным из детей Корита-и-Мерингила. Он старался не обращать внимания на язвительные взгляды некоторых взрослых, сопротивляясь искушению дерзко глянуть в ответ, да показать им язык. Ведь тогда даже Азриель не спасла бы его от неприятностей. Так он и стоял — само почтение — пока отец не махнул слегка рукой, отпуская его. Но едва Серегил повернулся, чтобы идти, он поймал ещё один взгляд из дальнего угла шатра… и его сердца пропустило удар.

Илар со скучающим видом подпирал столб огромной палатки. Третий сын одного из мелких восточных кланов, он не имел каких-либо реальных обязанностей. И хотя он был старше Серегила и всех его друзей — он казался почти совсем взрослым мужчиной! — у него всегда была куча времени на то, чтобы бегать с ними на рыбалку, купаться и рассказывать всякие истории.

Серегил помедлил и послал ему многозначительный взгляд. Илар улыбнулся и покачал головой, но его глаза теперь крепко держали Серегила. Мальчик ощущал, как они буквально буравят его сквозь одежду, однако нашёл в себе силы отвернуться.

Он заставил себя отойти от шатра неторопливой походкой, чтобы тот, кто смотрел ему вслед, ничего не заподозрил. Но уже через минуту, оказавшись за пределами палатки, подхватил Киту, и они рванули бегом, увлекая за собой остальных, в предвкушении очередного беззаботного дня. Широкая речная долина и окружающий лес становились местами их вольных скитаний.

Как бы ни было, то было прекрасное лето!

Так давно, в прошлой жизни…

Серегил тихо застонал во сне, и румянец слегка тронул его бледные щеки. Там, во сне, Илар нашёл его, и подошел к нему очень близко, и он затрепетал от прикосновения его сильных и нежных пальцев к своей щеке…

АЛЕК ОСТАВАЛСЯ ВЗАПЕРТИ в каморке подвала еще четыре дня. Ахмол приносил ему воду для умывания, выносил помои и следил за тем, как заживает кожа на запястьях Алека. Алек попробовал поговорить с ним, но тот либо не понимал, либо ему было запрещено разговаривать.

Могло показаться, что новый хозяин забыл о нем, если бы не тот факт, что каждое утро Ахмол, помимо еды, приносил какую-нибудь новую книгу, чтобы Алек мог почитать. То были в основном написанные по-скалански собрания древних баллад и куртуазные романы. Все книжки — в добротных переплётах, и было видно, что обращаются с ними очень бережно. Он пытался читать, надеясь убить время, но мысли его то и дело возвращались к Серегилу. Он волновался за него и всё время пытался придумать способ сбежать отсюда. Пока ни одного шанса так и не представилось. Решетка на крошечном окошке была вделана намертво, к тому же в него вряд ли удалось бы пролезть. Можно было, конечно, попытаться придушить своего тюремщика, накинув на него тюфяк или лоскутное одеяло- иного оружия у Алека не было — но Ихакобин всегда приходил в сопровождении крепкой и многочисленной охраны. Не зря же алхимик обратил его внимание на то, что он был не первым рабом, которого тут держали. А уж что он за птица, Ихакобину было известно.

Кормили его теперь очень сытно, но слишком однообразно. Каждое утро он получал щедрую порцию всё той же нежной и сладкой овсянки и немного свежеиспеченного хлеба. На обед и ужин давали ещё хлеба, яблоко или немного винограда, жареные овощи и густую чечевичную похлёбку, приправленную луком с лавровым листом. Это, конечно, утоляло голод, но скоро ему нестерпимо захотелось и мяса, и сыра. Однако, дни шли за днями, а ему не давали даже несчастной колбасы… В итоге, это стало тяготить его едва ли не больше самого заточения.

На четвертый день после завтрака в дверях появились те самые стражники, что вели его с рабского рынка. Один из них держал в руках крепкую цепь и замок, вроде тех, на которых держат собак. У обоих на поясах висели тяжёлые дубинки.

Тот, что с цепью, направился к Алеку.

Алек с отвращением глянул на цепочку, но сопротивляться не стал. Главным сейчас было выйти наружу из этой проклятой камеры. Он встал, покорно опустив руки и позволяя пристегнуть цепь к ошейнику. Второй сунул ему в руки кусок белой ткани.

Развернув её, Алек обнаружил что-то вроде тонкого носового платка с двумя белыми ленточками по углам. Стражник выжидающе посмотрел на него, потом выхватил повязку и нацепил её на лицо Алеку, подобно вуали, которую здесь носили все фейе, каких Алеку довелось видеть во время своих скитаний. Стражник несколькими грубыми рывками поправил ткань так, чтобы она полностью закрывала лицо Алека ниже глаз, затем дернул цепь и вывел его вон.

Алек задавался вопросом: все ли рабы должны прятать так свои лица, или это касалось только фейе?

Пока они шли вдоль каменных коридоров, он постоянно был настороже. То был настоящий лабиринт. Охранники вели его теперь иным путём, чем тот, которым они пришли сюда, и на сей раз они миновали винные погреба и какие-то чуланы. Трижды повернув, они стали подниматься по узкой витой лестнице. Наверху был столь же узкий проход. Его погнали дальше без остановки, и по пути Алек успел увидеть большие двери, более просторные комнаты, украшенные фресками и мозаиками, изображавшими рыб и диких животных.

Наконец, они оказались в большом внутреннем дворе с черно-белым мозаичным полом. В центре его был длинный прямоугольный бассейн с фонтаном, искрящимся брызгами, и двумя скульптурами по бокам. Сам дом был двухэтажным и образовывал квадрат вокруг этого двора. В дальнем конце находилась большая арка, а за ней — что-то вроде сада.

Комнаты первого этажа выходили на внутренний двор; на верхнем была красивая колоннада, вровень с дверьми и окнами. При других обстоятельствах это место можно было назвать красивым и уютным.

Проходя мимо бассейна, он бросил взгляд на одну из широких дверей и увидел огромную комнату с массивным обеденным столом с позолоченными ножками в форме бычьих копыт. На постаменте возле стола стояла огромная ваза с цветами, а стены были расписаны пасторальными сценками. В дальнем конце комнаты через призывно распахнутую сводчатую дверь был виден лесистый склон. А совсем вдалеке он разглядел темный изгиб моря — до самого горизонта.

Даже то немногое, что он теперь знал, возродило в нем надежду. Если бы удалось добраться до побережья, он мог бы украсть там лодку. Стражник дернул цепь, подгоняя замешкавшегося Алека, попробовавшего оценить расстояние и возможные препятствия.