– Жаль, я пропустил такое впечатляющее зрелище… А почему у вашего автомобиля столь специфическое имя? Кто-то на «Неуловимого» уже посягал?

– Длинная история, – отмахнулся дядя Наум, – однако для молодых людей она будет весьма поучительна. Я непременно расскажу вам ее по дороге в центр.

– Погодите-ка минуту, Наум Исаакович! – встрепенулся я. Наконец-то Кауфман представил мне повод для критики. Было даже неловко указывать на столь элементарный просчет в его грандиозных задумках. – Меня уже давно не надо убеждать, что вы – неординарный человек с массой изобретательских талантов…

– Да будет вам, капитан! Вы льстите мне совершенно напрасно, – смутился Кауфман.

– …Допускаю: ваша грандиозная затея вполне может удаться. Контролеры признались в собственном бессилии и бегут из центра – мы видим это собственными глазами. Впрочем, не исключено, что множество энтузиастов продолжают работать. Что ж, давайте поможем им, почему бы и нет? Я не сомневаюсь, что ваш «Неуловимый» с честью выдержал все испытания и не подведет в ответственный момент – такой мастер, как вы, просто не умеет изготавливать ненадежные вещи. Итак, у нас есть цель и средства для ее достижения – с этим все ясно. И все-таки, дядя Наум, вы забыли про одну деталь, причем довольно существенную.

– Вот как? – озадаченно вскинул брови Наум Исаакович. – И где же, по-вашему, я просчитался?

– Вы только что сказали «по дороге», дядя Наум! – Меня переполняла гордость от того, что хоть в чем-то троглодит Гроулер оказался дальновиднее прагматика Кауфмана. – Где, черт побери, вы видели в окрестностях дороги? Или под ними вы подразумеваете тропки, по которым модули снабжения курсировали к разгрузочной площадке инскона? Смею вас разочаровать: эти дороги доведут нас лишь до ближайшей продовольственной базы. Да и «Неумолимый»…

– Разрешите поправить: «Неуловимый».

– …Не пройдет по таким дорогам «Неуловимый». Слишком широкоплеч ваш парень… Поздновато он родился – не осталось для него в этом мире подходящих дорог. Сгинули они с последними автомобилями. Заросли травой и засыпались землей. Ничего не поделаешь: придется нам с вами топать в центр пешком. Несолидное, конечно, занятие для таких героев, как вы да я, ну ничего, переживем… Что с вами? Разве я сказал что-то смешное?

Действительно, ситуация повторилась с точностью до наоборот: теперь Наум Исаакович смеялся надо мной снисходительным смехом философа, потешающегося над банальными мыслями глупца. Недолго же мудрый сосед дозволил мне наслаждаться собственным триумфом. Пристыженно умолкнув, я принялся лихорадочно соображать, что в моих словах развеселило дядю Наума, но так и не догадался. Разве что колесная машина Кауфмана еще и по воздуху летала, о чем я не подозревал.

– Не обращайте внимания на мою несдержанность, молодой человек. Дядя Наум слегка нервничает, – произнес он, все еще улыбаясь. – Ваши рассуждения простительны – вы не прагматик. Оглядитесь по сторонам: как можно не заметить в двух шагах от вас изумительную дорогу – ровную, без единой кочки или выбоины? Дорогу, которая приведет нас в самое сердце центрального мегарайона!

– В упор не вижу!.. Если, конечно, вы не имеете в виду магистраль инскона…

– Именно! – возбужденно всплеснул руками закоренелый прагматик и, предвидя мой вопрос, уточнил: – Разумеется, мы не будем загонять «Неуловимого» внутрь трубопровода, хотя я уверен, что вакуума там сегодня уже нет. Попади автомобиль в энергетический контур, и нас размажет по магистрали тонким слоем до самого Уральского хребта. Мы поедем по верху трубопровода!.. А что? Я уже произвел все замеры: идеально прямая, чуть выпуклого профиля, дорога с шириной проезжей части порядка десяти метров. Дальше к западу трубопровод вольется в межрайонную магистраль и проезжая часть расширится. Подходящая дорога для автотранспорта, согласны? Да на такой дороге я без труда разверну «Неуловимого» в обратном направлении, если из-за непредвиденных обстоятельств придется возвращаться домой. Но самое главное: эта первоклассная дорога целиком и полностью принадлежит нам! Ни встречного, ни попутного транспорта! Я прямо-таки горю от нетерпения прокатиться по ней на максимальной скорости. Правда, немного беспокоят вероятные разрывы магистрали, однако, по моим прогнозам, их следует ожидать ближе к концу маршрута.

Очевидно, именно такие ощущения принято называть прозрением.

– Дядя Наум, вы – гений, – только и сумел вымолвить я, после чего мысленно зарекся отныне доказывать свое превосходство над гениями, пусть даже и непризнанными.

– Полноте. Все гениальное просто, как либериаловый генератор, – отмахнулся Кауфман. – Вы только что лишний раз в этом убедились. Глядите на мир повнимательнее, молодой человек, и откроете для себя множество потрясающих и одновременно элементарных вещей. А пока вы не напомнили мне еще об одном якобы моем просчете, спешу развеять ваше сомнение…

– …Относительно того, каким образом мы забросим «Неуловимого» на стартовую позицию?

– Верно. Ничего сверхъестественного. Потребуется лишь немного храбрости и сноровки. Вам знакомо место в паре километров отсюда, где магистраль прорезает холм?.. Макушка того холма расположена чуть выше трубопровода, так что для прыжка даже нет нужды набирать максимальную скорость. Сейчас я укреплю амортизаторы, дабы они выдержали встряску, а завтра ночью, если вы не против, мне хотелось бы двинуться в путь.

– «Ночью» – это чтобы Каролина не узнала? – понимающе подмигнул я. – Ведь ее мы наверняка с собой не берем?

– Да, Кэрри будет ждать нас дома, – подтвердил Наум Исаакович. – Как отец я категорически против ее участия. Порядочным девушкам сегодня в центре делать нечего. Пусть лучше присматривает за хозяйством. Здесь я за нее спокоен – она достаточно взрослая и в опеке не нуждается. Двери я укрепил, засовы переделал. Надеюсь, Каролина поймет, что так было надо. Само собой, я не сказал ей, куда собираюсь, – незачем нам перед поездкой лишний скандал. И если дочь проведает о наших планах, папочке очень не поздоровится…

– Ты даже не догадываешься, как тебе не поздоровится!..

Дверь мастерской с грохотом распахнулась, и на пороге нарисовалась разгневанная Каролина. Ее горящие, словно у тигрицы, глаза не обещали нам ничего хорошего. Судя по всему, спать Кэрри не ложилась, предпочтя сну более увлекательное занятие – шпионаж за заговорщиками, которые задались грандиозной идеей спасти мир. Причем решили провернуть спасательную операцию без участия третьего члена своей команды, лишенного прав по возрастному и половому признаку.

– Вот уж не ожидала от тебя, папа, такой подлой выходки! – накинулась Кэрри на инициатора заговора, который от неожиданности потерял дар речи и лишь испуганно хлопал глазами. – Да как ты мог так со мной поступить! Ты же поклялся, что больше ни разу в жизни не сядешь в эту проклятую колесницу! И вы тоже хороши!.. – Не все упреки посыпались на бедного папочку, кое-что перепало и мне. – Сидите, поддакиваете, будто так и надо! Вам-то что: вы хоть до Кейптауна, хоть до Буэнос-Айреса трусцой добежите и не запыхаетесь! А папа – пожилой человек, ему волноваться и перенапрягаться вредно! А тем более в пекло лезть!.. – И снова набросилась на отца: – Никаких поездок! Тем более на этой чертовой колеснице! Помни, ты поклялся! Капитана я не держу, он может отправляться куда угодно. Пешком, на машине, по земле, по трубам – мне все равно. А ты остаешься дома! Ясно?! Ясно, я спрашиваю?..