Потирая ушибленное колено, он обиженно поинтересовался:

— За что?

— За все хорошее. Все-таки полезли в машину, балбесы, — вздохнула бабушка, снова опираясь на трость, и без всякого перехода продолжала: — Что за портсигар? Куда дели?

— Золотой такой. Для тонких сигареточек, все забываю, как они называются. Вишней от него пахло. Больше ничего про запах не помню, я от табака расчихался.

Ба подалась вперед:

— Знаки какие-нибудь? Гравировка? Куда дели, спрашиваю!

— Да я ничего толком и не разглядел — глаза слезились.

Там был какой-то рисунок. Вроде змея розу оплетала. Но если честно, я не уверен. К тому же Череп его еще на той неделе толкнул кому-то.

— Не знал, не видел, не привлекался, — хмыкнула бабушка.

Змея и роза вместе. Казалось бы, чепуха какая-то. Оплетая розу, змея поранится об ее шипы, но вместе с тем она погубит цветок, сломав тому стебель. Убийственный союз. И запечатывающее клеймо, которое в Инквизиции ставят «пожирателям страсти» — инкубам и суккубам.

Вы хотите сказать, что никогда прежде не слышали об этих созданиях? Представления не имеете, кто это и чем они живут? Охотно поверила бы в вашу святость, да здоровый скептицизм не позволяет. Впрочем, я сама до прошлого года особо не интересовалась вышеупомянутым явлением, о котором не принято разговаривать вслух в приличном обществе. Только шепотом, краснея и заменяя безыскусные, но крайне физиологические определения красивыми эвфемизмами. Но бабушка пригрозила, что если мое упорствование затянется, она сведет меня к инкубу, так что пришлось взяться за спецлитературу.

Признайтесь, проглядывали объявления на последней странице газеты: фото полуобнаженной красотки или красавца с алчущим взглядом, а внизу скромная подпись типа «Салон мадам Никареты: массаж и прочие удовольствия».

Так вот, там их практически не встречается. Иногда в подобных заведениях работали низшие «пожиратели», не способные самостоятельно найти влиятельного покровителя. Остальные устраивались куда как лучше. Но каждый из них находился под патронажем какой-либо епархии, обеспечивающей строгий надзор и своевременное клеймение подопечных.

Несмотря на общую природу, пути «змеи»-инкуба и «розы»-суккуба почти не пересекаются — такой союз будет смертельным и закончится взаимным истощением. Но они все-таки сходятся один раз в жизни (а жизнь у них совсем не короткая, поверьте мне и «Большой энциклопедии магических существ»), для продолжения рода, перед этим знаменательным событием «залюбив до смерти» некоторое количество человек.

При действующей печати такой номер не проходит.

Хотите знать, почему не клеймят потенциально опасных для людей оборотней, вампиров и других существ? Худо-бедно те могут себя контролировать, а суккубы и инкубы — нет.

— Значит, мне не показалось, — пробормотала я. — Все-таки суккуб. Суккуб…

— Что суккуб? — Слух у Малыша был острый.

— … без клейма подлежит уничтожению на месте, — закончила я мысль и очнулась. — А?.. Что?..

Бабушка постучала тростью об пол, привлекая наше внимание.

— Вот что, детки, поздно уже. Давайте-ка по домам. Эла, проводи гостя.

— Да я и сам могу… — Паренек встал из-за стола.

— Сам ты дома под одеялом, — сказала Ба. — А в Спэрроу-хилл изволь слушать и выполнять то, что говорит тебе ведьма рода.

— Ты куда? — спросил парень, наблюдая, как я надеваю старенькое пальто и сую голые ноги в растоптанные бабушкины ботинки.

— Тебя провожать.

Оборотень не обрадовался нагрянувшему счастью.

— Да я могу сам… — Тут он, видимо, вспомнил скабрезный бабушкин комментарий, покраснел и умолк.

Длинный мамин шарф пришлось намотать вокруг шеи три раза, прежде чем его концы стали свисать только ниже колен. Довершила образ драная широкополая шляпа — в ней тетушка обычно прополкой огорода занимается.

— Не можешь. Если повезет, до забора еще дойдешь, а в роще точно заплутаешь.

— Чего там плутать! — обиделся Малыш. — Едешь по дороге да едешь.

— Это пока светло.

— Я ночью вижу еще лучше, чем днем!

— Тише! Не ори как оглашенный. — Я отпихнула его в сторону, обыскивая прихожую на предмет заговоренного фонаря, — Ты у ведьм в гостях или как? Сказано, не пройдешь, значит, не пройдешь.

Фонарь нашелся под тумбочкой для обуви. Кое-как я выкатила его из дальнего угла. Паутина свисала с решетки клочьями. Давненько мне ночами провожать никого не доводилось. Клиентура пошла нынче респектабельная, приезжают больше днем, да на личном автотранспорте.

— Хотя… — Вытирая подолом пальто фонарь, я сделала вид, что задумалась. — Нам бы не помешал сторожевой оборотень. Только тебя же брэг прокормишь!

Малыш достал из кармана штанов резинку и опять завязал волосы в хвост.

— Я сам себя прокормлю!

— Нет, друг любезный, так ты нас последней клиентуры лишишь. Посему лучше пошли — выведу тебя от нашего разорения подальше.

И я толкнула входную дверь.

За порогом улеглась октябрьская ночь, чье сытое брюхо усыпали звезды. От месяца уже мало что осталось. Совсем скоро новолуние, а значит и Самхайн. А там и до моего дня рождения рукой подать.

Окна жилых комнат выходили на другую сторону, поэтому, несмотря на тусклую лампу над дверью, во дворе была тьма египетская.

Пока я возилась с фонарем, Малыш прикатил откуда-то со стороны гаража свой мопед. Пальцы у меня совсем замерзли, но возвращаться за перчатками все равно не хотелось.

— Да работай уже! — Я в сердцах тряхнула вредную жестянку.

Она сжалилась и заработала. Точно в бутылку с чернилами плеснули воды и хорошенько взболтали. В радиусе двадцати футов вокруг меня ночь выцвела до предрассветного хмурого утра.

— Что это за штука? — поинтересовался оборотень.

— Заговоренный фонарь.

— Но он же не светит. — Паренек наклонился ниже и удивленно воскликнул: — Там даже лампочки нет!

— А она и не нужна. Тот, кто несет фонарь, и так видит все, как оно есть на самом деле. — Подкрутив яркость, я пошла к калитке.

— Ух, здорово! — восхитился в очередной раз за вечер Малыш, с усилием толкая вслед за мной мопед.

— Мама смастерила, — гордо заметила я.

Калитка была не заперта, поэтому копаться с замком не пришлось, и мы беспрепятственно вышли за ограду.

Роща ночью совсем не такая, как днем. И дело здесь не только в темноте, которая в глазах неискушенного путника любой лесок превращает в непролазную чащу. Ночью деревья оживают. Могут бродить с места на место, пряча дорогу. Могут морок напустить. А могут и долбануть суком по голове. Тут уж как кому повезет.