Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно подумать, она не видела панораму в кино. Высоченные здания – и только. Что они могут изменить в ее жизни?
– Если честно, – сказала она, – совсем не обязательно показывать мне...
Она не успела договорить. За широким невесомым пространством серебристой воды прямо в небо застывшими языками пламени вздымались громады из стали, бетона и стекла. Это был Манхэттен. В одну секунду Фейт забыла обо всем на свете.
Не то чтобы Коулу было особенно важно, понравится Фейт город или нет... Но все-таки это было ему небезразлично: слишком много для него значил этот бешеный ритм жизни, суматоха многолюдных улиц и тишина парков – это было что-то особенное. Ему хотелось, чтобы она чувствовала то же самое, чтобы она полюбила Нью-Йорк. Он был по-настоящему рад, когда она сказала:
– Потрясающе.
Коул кивнул.
– Когда я увидел это впервые, не мог понять, что чувствую: восторг или ужас.
Фейт приподняла бровь.
– Неужели великий Коул Камерон способен испытывать ужас?
Коула захлестнула злость. Что она знает о его скитаниях? О том, сколько он пролил пота, сколько трудился, сколько рисковал ради одной только тени надежды – надежды на счастье.
– Прости, – ответил он сдержанно и холодно. – Я не думал, что тебе станет скучно.
Фейт искоса взглянула на него. Он сидел, устремив взгляд прямо перед собой, его лицо было неподвижно, но бог знает отчего Фейт пожалела о своих словах.
– Нет, – поправилась она. – Я просто не могу представить, что ты вообще можешь испугаться.
Коул не сразу овладел собой.
– «Испугался», наверное, не совсем то слово, – Коул засмеялся. – Шокирован до глубины души! Я ведь тогда и не видал ничего больше Атланты или Корпус-Кристи!
– Корпус-Кристи?
– Это первое, что попалось мне на пути, когда я уехал из Либерти.
– Когда ты уехал из Либерти! – Фейт старалась говорить как можно равнодушнее. – Ты, должно быть, долго планировал свой отъезд.
Коул искоса посмотрел на Фейт – ее слова прозвучали не слишком дружелюбно.
– Я ничего не планировал заранее.
– Неужели?
Коул повернулся к ней лицом.
– Почему ты так уверена, что знаешь меня? Ручаюсь, ты и понятия не имеешь, что я за человек.
Да, она действительно этого не знает. И не хочет знать. Как ему удалось втянуть ее в эти абсурдные отношения? Не иначе, на нее затмение нашло! Что изменится, если она узнает, что он делал все эти девять лет? Решительно ничего. Он любит Нью-Йорк? Да хоть Тимбукту!
«Мерседес» вырулил на Пятую авеню: достаточно было одного взгляда, чтобы догадаться об этом. Кому не знакомы эти элегантные здания или зелень Центрального парка? Фейт с легкостью узнала самый фешенебельный район Нью-Йорка.
Автомобиль остановился. Швейцар в униформе распахнул дверь.
– С возвращением, мистер Камерон!
– Спасибо, Отто. Я рад, что вернулся.
Коул вышел из машины и предложил жене руку. Этот жест сопровождался таким взглядом, что Фейт пробрала дрожь и она не посмела воспротивиться.
– Это моя жена, – представил ее Коул. – Она очень независимая женщина, но я уверен, что она не откажется от вашей помощи, если ей понадобится такси.
Отто улыбнулся.
– Здравствуйте, миссис Камерон. Я всегда к вашим услугам.
Фейт вежливо улыбнулась, и Коул повел ее к лифту. Когда они вошли, он вставил ключ напротив номера на панели, и лифт плавно двинулся вверх. Впрочем, как бы плавно он ни двигался, Фейт на мгновение стало нехорошо. Это и есть моя новая жизнь, промелькнуло у нее в голове. Я собираюсь жить в незнакомом месте с абсолютно незнакомым человеком. Лифт остановился, дверь открылась в бесконечное мраморное пространство. Человек в черном с приятной улыбкой шагнул им навстречу.
– Добро пожаловать домой, мистер Камерон.
– Спасибо, Доббс. – Коул пропустил Фейт вперед. – Доббс, это моя жена. У нее должен быть свой ключ, и как можно скорее.
– Конечно, сэр.
Ключ? Но тогда где же двери?
– Это пентхаус, – негромко сообщил Коул. – Тебе нужен ключ для лифта. Лифт поднимается, и ты оказываешься в холле.
– Принести ваши вещи, сэр?
– Спасибо, Доббс. Это пока подождет. Сейчас мы бы выпили кофе. – Коул снова сжал ее локоть. – Правда, Фейт?
Она взглянула на него в полном замешательстве. Коул подумал о том, сколько перемен произошло в ее жизни по его вине, и в душе посочувствовал ей. Его пальцы разжались, и он взял ее за руку. Бог с ним, с кофе! Ей нужно отдохнуть. Он отведет ее наверх, возьмет на руки, отнесет в постель, и, может быть, положив голову ему на плечо и закрыв глаза, она наконец-то поймет, что все не так плохо.
– Фейт, – мягко позвал он, – давай я покажу тебе нашу комнату.
Нашу комнату? Всего два слова в одно мгновение возвратили Фейт к реальности. Фейт медленно освободила свою руку.
– Покажи мне мою комнату, – внятно произнесла она. – Мою, а не нашу. Я не намерена...
– Ни слова больше, – Коул подхватил ее на руки, и ей ничего не оставалось, кроме как схватиться за него покрепче. Фейт пришла в себя, только когда они подошли к двери.
– Отпусти меня, – потребовала она.
Коул вошел в комнату, плечом захлопнул дверь и поставил Фейт на ноги. Он был в бешенстве.
– Больше не делай так. Никогда.
– И чего я не должна делать?
– Ты не должна разговаривать со мной в таком тоне при людях. Ты моя жена и должна вести себя как моя жена.
– Почему? Ты боишься за свой авторитет?
– Заруби себе на носу: я больше не намерен терпеть твои выходки.
– Ах, да. Я должна знать свое место. Как мебель.
– Нет. Ты должна вести себя как жена, которая уважает своего мужа.
– Только до тех пор, пока ты помнишь, что все это спектакль.
Коул устало снял пиджак и галстук и бросил их на стул.
– Я предупредил тебя. Мне все это надоело.
– Тебе это надоело? Ты перевернул всю мою жизнь, привез меня сюда, где все лебезят перед тобой...
– Это неправда!
– Неправда? «Как вы поживаете, сэр?», «Добро пожаловать домой, сэр», «Всегда к вашим услугам, сэр».
– А ты бы хотела, чтобы они на меня шипели?
Фейт поняла, что он прав. Ничего особенного в том, как его приветствовали шофер или швейцар, не было. Это была элементарная вежливость, и Коул тоже был вежлив с ними. Точнее, он был вежлив со всеми – кроме нее, – а ей только отдавал приказания.
– Это только тебе нужно объяснять, как себя вести. Ты никогда не пробовала обходиться с людьми достойно? С такими людьми, как Отто или Джон? Тебе не приходило в голову протянуть им руку и сказать, что ты рада их видеть?