– Это Никки. Произошел несчастный случай.

– Мы слышали по радио. За тобой не следят?

– Кажется, нет.

– Покружи немного. Когда будешь уверена, что никого нет на хвосте, езжай на квартиру.

– А на хату не надо?

– Сперва домой и переоденься. Тебе пора снова стать женщиной. Жди меня в квартире. Не нервничай.

Легко ему говорить. Она проездила еще десять минут, затем припарковала мотоцикл в переулке и спокойно пошла по улице. Прохожие не должны заметить, что она дрожит.

Она вошла в подъезд и заставила себя подняться по лестнице на второй этаж. Не смотреть вниз. Она сняла с дверного косяка черные волоски, которые прилепила утром, и вошла в квартиру. Ввалившись в ванную, она включила душ и стала тереть кожу, пока та не покраснела.

Бомба взорвалась из-за ошибки Мирона? Или он специально это устроил, чтобы разделаться с Зубочисткой? Но зачем Мирону убивать своего товарища?

Она вспомнила последние несколько секунд перед взрывом. Как Зубочистка прокричал ей: «Беги, Никки! Забудь меня! Спасайся!»

Его больше волновала ее безопасность, чем собственная жизнь. Она снова пожалела, что не дала ему потрогать себя. Всего несколько моментов удовольствия перед такой ужасной смертью.

Ее мысли прервал настойчивый стук в дверь. Не сомневаясь, что это Алексий, она открыла дверь, но там стояла высокая женщина с черными волосами, уложенными в косу на голове.

– Сестра Сойер? Я не понимаю. Как вы спаслись? Что произошло?

– Я следила, опасные люди взяли тебя заложник.

– Где же вы были? Вы должны были никогда не оставлять меня одну.

– Я сожалею, Рэйвен, – ее голос был мягким, но взгляд твердым. – Я пришла, чтобы позаботиться о тебе, – она протянула ей большую сумку. – Собирайся быстро. Бери только самое нужное. Мы должны ехать немедленно.

– Я не понимаю.

Она услышала, как по лестнице кто-то поднимается к квартире. Дверь раскрылась. Сойер достала пистолет из сумочки.

– Кто там? Войди, чтобы я тебя видела, или буду стрелять.

Из-за двери показалась рука с пистолетом. Рэйвен узнала голос Алексия:

– Это ты убери оружие, или я буду стрелять.

– Это я, Фатима. Не стреляй, и я не буду.

«…фатима?..»

Алексий вошел в комнату, направляя пистолет на медсестру. Она стояла на месте, направив пистолет на него.

– Опусти оружие, Фатима.

– Сперва ты, Алексий.

«…какого черта происходит? перестрелка у корраля о-кей? и кто вообще режиссер этого вестерна?..»

По ощущению Дугана, поездка в тряском полицейском фургоне заняла минут двадцать – двадцать пять, после чего они остановились у гаража с вывеской «Автомастерская Теодора». Довольно скоро задняя дверца открылась, и кто-то вдруг натянул ему на голову черный капюшон. Вероятно, греческая полиция не хотела, чтобы он видел других арестованных.

Они снова тронулись и долго ехали, подпрыгивая на ухабах. Когда же они остановились, Дугана вытолкали вместе с остальными. Их всех посадят в одну камеру?

Его направляли дубинкой ко входу в здание. Когда с него стянули капюшон, он увидел, что он и трое других арестованных находятся в длинной комнате с зеркалом во всю стену. Двустороннее зеркало? Значит, их будут видеть во время допроса. Дуган оглядел товарищей по несчастью.

Там был неизвестный ему толстяк со следами шоколада на губах. И двое других, которых он уже видел: исполнитель грустной рембетики с подкрученными усами из кафе «Парнас» и высокий однорукий человек, которому мисс Салинас передала конверт во время демонстрации. Удалось ли ей скрыться? Или она лежала где-нибудь в коме? А может, умерла?

Верхний свет погас, и стена перед ними исчезла. Дуган, находившийся перед самым зеркалом, понял, что смотреть будут не за ними. Это они должны будут смотреть на происходящее по ту сторону зеркала.

В соседней комнате стояла больничная койка, установка внутривенной инъекции и кардиомонитор. Рядом стояла тележка с хирургическими инструментами. Два человека вкатили каталку с обгоревшим телом и переложили его на койку.

Вошел человек в больничном халате и маске и взял скальпель.

– Димитрий, мы увидели твое имя у тебя в бумажнике. Пока я не срезал обгоревшую ткань, скажи мне, что тебе известно об операции «Зубы дракона».

Дуган уже слышал этот раскатистый, гулкий голос. Когда человек в халате повернулся, Дуган увидел черную глазную повязку поверх хирургической маски. Это был не врач, пришедший к пострадавшему. Дугана и трех остальных арестованных заставляли смотреть на то, как капитан Гектор Элиаде проводит допрос с пристрастием.

Скальпель блеснул в холодном электрическом свете, и Элиаде срезал лоскут обугленной плоти. Он поднял ее к свету.

– Кто в 17N проводит операцию «Зубы дракона»?

Обгоревшее тело изогнулось.

– Где в Америке террористические ячейки 17N?

Громкоговоритель огласил комнату криками.

– Назови города и цели терактов.

Дугана замутило. Вот о чем говорят в «Защите прав человека», когда обвиняют правительства в игнорировании Женевской конвенции против пыток.

От толстяка завоняло, и Дуган понял, что он обделался. Однорукий качался вперед-назад, но перестал. Усатый певец мягко запел:

– Дай мне снова умереть… В тысячный раз заснуть смертным сном…

Элиаде срезал еще одну полоску почерневшей плоти и поднял к свету, словно ища на ней ответы. Дуган понимал, что человек сознается во всем, лишь бы избавиться от такой боли. Для чего и применяли пытки при допросах.

Тело на койке корчилось. Дугана затошнило. Комната оглашалась криками Дантова ада. Элиаде низко склонился над своей жертвой, как будто прислушиваясь.

– Что? Хата 17N? Это от нее тот ключ, что мы нашли в кармане твоих брюк? Спасибо за добровольное сотрудничество. На сегодня хватит. Я уверен, что теперь мы получим остальную информацию от твоих товарищей, видевших, как ты с нами сотрудничал.

Тело корчилось, натягивая ремни.

– Димитрий, скажи мне, кто эта женщина, которая привезла тебя в Пирей? Это заложница из афинской лечебницы? Та же, которая вела мотоцикл при ограблении банка?

Раздался очередной крик, после чего звук передатчика отключили.

Включился яркий свет. Дуган прикрыл глаза. Из комнаты за зеркалом вышел Элиаде и вошел к ним, все еще в хирургической маске.

– Ваш товарищ все мне выложил, но я должен проверить информацию. Кто следующий?

Обосравшийся толстяк проблеял: