Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот КВ-1. Круговая броня – 75 миллиметров. Это, конечно, хорошо. Но вес! А, фактически, с таким же весом можно было бы сделать лобовую до 100 миллиметров, снизив толщину боковой и кормовой брони. Да и самому интересно – а прав ли я? Вроде все танкостроители пришли к дифференцированному бронированию, а насколько это оправдано?
Да и для потомков нащёлкать битой техники нациков. А то в Интернете – тысячи снимков нашей битой техники с ползающими по ним немцами, а вот наоборот – не густо.
Вот так и появилась при штабе группа столичных денди с фотоаппаратами на шее, фоткающих всё подряд. Один из них решил, видимо, что привалившаяся к берёзе моя жена достаточно фотогенична, что стоит истраченного кадра дефицитной плёнки. Я ему погрозил кулаком, он улыбнулся мне и подмигнул. Я сорвал ближайшие цветы, поднёс жене.
– Он решил, что ты очень красива, – сказал я. Военкор ещё раз щёлкнул «лейкой», снимая меня с женой.
– У тебя плёнки вагон? – рявкнул я на него. – Тогда заставлю заснять весь состав бригады на фото для личных дел!
Военкор смущённо улыбнулся, развёл руками и ушёл.
– Есть хочешь? – спросила меня жена, – Нам отдельную палатку поставили.
– Пойдём.
Пошёл за ней. У меня было такое же чувство, как с Дашей в последний день. Когда я чуял, что вижу её в последний раз. Как Даша сказала – меня ждут тяжкие испытания. Так что жену я в прорыв не потащу. И ещё неизвестно, вернусь ли сам. «Настал черёд, пришла пора…!», идём.
У меня было только четыре часа. Не выспишься.
– Да, покой нам только снится, – пробурчал я, наматывая портянки и шнуруя берцы.
Ватутин вызывал. Видно, Ставка решила мою судьбу.
– После войны выспимся, – сказала жена, одевая гимнастёрку.
– Или в могиле.
– Тьфу на тебя! Сглазишь!
– Нет. Слушай сюда внимательно! Я иду в тыл немцев. Ты – не идёшь.
– Иду! С тобой! Пока смерть не разлучит нас!
– Нет!
– Да! Я уже потеряла одного мужа! Тогда лучше вместе!
– Я, блин, долбаный Дункан Макклауд! Я – бессмертный! Меня не убъют! А тебя – запросто! Я уже тебя терял, и тоже – больше не хочу. Поэтому ты останешься и будешь меня ждать, как и пристало жене. Жди меня, и я вернусь.
– Я не верю тебе!
Я усмехнулся, она отшатнулась. Вот такие у меня усмешки. Аж глаза испуганные у неё.
– Если не будешь делать, что я скажу, я тебе ноги прострелю и в госпиталь отправлю. Сейчас веришь?
Она судорожно сглотнула и кивнула. То-то же! Будет мне тут бабий бунт устраивать. Сидеть, сказал! Прежде чем уйти, долго-долго смотрел на неё, запоминая. И вышел. А в спину – рёв, будто я уже умер. А теперь – бежать, пока не опомнилась. Бабий бунт терпеть – ну нахрен! Авианалёт не так страшен.
Я бы и остальных своих друзей тут оставил, но Громозека – телохранитель, и приказы его руководства моими не перебиваются, Прохору и так ничего не станется, Брасень выкрутится, он, вор, ловкий, а Кадет… Охо-хо! Парень – самый толковый мой комбат, как я без него? Как мне не хватает доверенных людей! Где Шило, Леший, Мельник?
Тяжело вести детей на смерть.
Машина меня уже ждала. Громозека скучал за пулемётом. Я запрыгнул в ГАЗик, молча махнул рукой, запел:
Громозека окинул меня удивленным взглядом, задумался. Думай, башка, думай, шапку куплю!
Ставка дала добро военсовету Воронежского фронта на использование моей бригады в рейде по тылам противника. Вечер провели за согласованием и детальным освоением мною и моим начштабом плана операции. План был неплох. Даже хорош. Детально проработан. Чувствовалось, что Ватутин из Генштаба. И талант полководца присутствовал. Я тихо завидовал.
План был такой – с плацдарма 60-я армия с остатками 2-го и 11-го танковых корпусов прорывают оборону, танковые корпуса входят в прорыв и расширяющимися клиньями теснят фланги противника, а потом прохожу я, такой весь на белом коне с развевающимися знамёнами. И двигаюсь по тылам противника, вынуждая его бросать на меня свои оперативные резервы. Надо выдержать этот удар и вынудить немцев вернуть их панцердивизионы к нашему берегу Дона.
А хорош план был своей проработкой. Детальной. Кто, куда, когда, какой дорогой, откуда снабжаться будет то или иное подразделение. Думаете это само собой разумеющееся? А вот и не угадали! Тут такие полководцы!
Я, конечно, понимаю откуда взять сразу столько грамотных и умных штабных работников, чуть не сказал «офицеров»? Сколько сейчас у нас в Красной Армии штабов? Десятки тысяч? Сотни? А сколько было хотя бы десять лет назад? В 10 раз меньше? В 100? Или в 1000? А сколько подготовленных, кадровых штабистов сгинуло в пламени войны? Столько же, сколько было до войны? Больше раза в два-три? Так, что, понимаю – кадровый голод, но! Да и из кого готовить таких штабистов, когда после хаоса 1910–1930-х просто умеющих читать нехватка. Окончивших полную среднюю школу пацанов никто – повторяю – никто! в строй сразу не кидает. Всех – на курсы младшего комсостава. Читать умеешь? Карту разумеешь? Пересказать произвольно только что прочитанную страницу можешь? Через три месяца будешь младлеем! Взводным, командиром расчёта, командиром танка. А там – как кривая выведет.
Так что этот, стандартный, план – прямо гениален.
Начштаба отбыл в бригаду готовить её к переправе на плацдарм. Переброска будет осуществляться этой ночью. А утром – наступление.
– А почему с этого плацдарма, – спросил я, – а не с этого?
Всё оказалось просто – там была переправа. Противник не мог её разбить слепым огнём и авианалётами. А на другом плацдарме переправу уже третий раз разбивают. Там на господствующей высоте каменная церковь, старая, с толстенными стенами, с колокольни которой их наблюдатель корректирует огонь артиллерии, разнося всё в хлам раз за разом. И колокольню эту никак не удаётся разбить. С закрытых позиций бить по ней бесполезно, а на прямой наводке немцы разбивают наши орудия быстрее, чем они успевают пристреляться к колокольне.
Поехал на плацдарм. Переправлялись по наплавному битому-перебитому мосту на ту сторону в сумерках, вместе с марширующими ротами 60-й армии.
ГАЗик мост выдержал. А танки выдержит? Но на западной стороне я увидел закопанный по башню танк КВ-1с. Если его выдержал, то и мои Т-34М выдержит. А Единороги – тем более.
КВ-1с был с его характерной скруглённой литой башней. Могут же отливать башни целиком! Могут!
Полазил по плацдарму, насквозь простреливаемому немцами. Снаряды падали редко и наобум. Беспокоящий огонь называется.