— Ах, так! — Страх оказаться смешным поднял Иванова на ноги, как труба Судного дня поднимает покойников. В голове все гудело и плыло, но рука вцепилась в меч, и Антошка визгливо выкрикнул: — Выходи, подлый трус!

— Я не трус, я просто осторожный! — возразил Кощей. — В драку лезут только дураки.

— Я дурак?! — От нового оскорбления прошла даже боль. — А ты... ты... — на беду, в голову ничего не лезло, и Антошка ответил в точности, как отец Федор: — Сам дурак! Я — умный!

— А умный, так получи! — не очень логично отозвался Кощей, опрокидывая здоровенный чан с помоями.

И снова то ли ему помогло колдовство, то ли подлый старик в совершенстве научился рассчитывать траекторию со всеми поправками на ветер и прыжки жертвы, но все поганое содержимое точнехонько накрыло Иванова.

Как ни провонял герой за долгие дни странствий, но свежие ароматы жидковатого гнилья и хорошо выдержанных протухлостей легко перекрыли все прежние запахи. Антошка взвыл от незаслуженной обиды и попытался отряхнуться, как собака, побывавшая в луже. Увы! Зловредный старик хорошо знал свое подлое дело. Отвратительная жидкость успела проникнуть сквозь промежутки между кольчужными кольцами и насквозь промочила поддетые под железо рубашки, а заодно и штаны.

— Подлец! — выкрикнул Антошка и подхватил с земли злосчастный прут.

Предыдущие попытки показали богатырю, что никакой силы не хватит добросить тяжелый кусок железа до старика, и тогда Антошка вдарил по тазу так, что тот слетел с подвески.

Похоже, все вещи Кощея сполна усвоили коварство хозяина. Таз завертелся в воздухе, упал на ребро, прокатился вокруг Антошки, а затем сделал попытку упасть ему на ногу. Хорошо, что Антошка был начеку и не позволил осуществиться очередному злодейству.

— Так ты мое добро портить! Ну я тебе покажу! — закричал со своей высоты Кощей. И показал. Что только не посыпалось сверху на мужественного героя! Камни, кости, черепки, палки, две дырявые бочки и многое еще в том же духе стремилось встретиться с Антоном, и последний едва уворачивался от очередного сюрприза.

А затем Кощей широким жестом опорожнил вниз целую корзину яиц. Они полетели к земле сплошным градом, и несколько штук сумело использовать Иванова как заместителя сковородки. Наверное, Кощей хранил их несколько лет в ожидании подобного случая. Во всяком случае, все яйца оказались протухшими.

Антошка кое-как вытер лицо возле глаз, посмотрел наверх и увидел, что старик подтаскивает к краю очередной презент.

Нервы богатыря не выдержали. Иванов торопливо отбежал в сторону, запрыгнул в седло и дал Вороному шпоры.

— Ну погоди, я тебе еще устрою! — прокричал Антошка. — Все яйца перебью, но ты у меня жить не будешь! Посмотрим, кто будет смеяться над могилой! Увидишь, я вызову твою смерть из яйца!

И многоголосое эхо торжественно отозвалось, словно подводящий черту хор:

— Ца, ца, ца-а!

Антошка медленно рыскал по окрестностям, побуждаемый любовью, местью и холодом. Он бы с радостью несся вскачь, но конь почему-то не разделял его чувств. Вороной едва плелся усталым шагом, да еще то и дело раздувал ноздри, словно был недоволен исходящим от хозяина запахом. Иванов несколько раз пытался подстегнуть скакуна плетью. Не помогало.

Но вот среди деревьев мелькнул одинокий хутор, и Вороной перешел на рысь. Назвать ее легкой не поворачивался язык: конь, похоже, вымотался до крайности и теперь двигался лишь в надежде на отдых.

— Хозяева, открывай! — сипло прокричал Антон, несколько раз хорошенько ударив по воротам. Его обуревала целая гамма чувств — от праведного негодования до благородной злости, и никакой усталости он не испытывал.

— Сейчас, соколик, сейчас. — Немолодой женский голос раздался тогда, когда Иванов уже примеривался, как половчее выломать ворота.

Одна из створок со скрипом отошла в сторону. Антошка заехал на двор и огляделся.

Жили на хуторе, судя по всему, небогато. Дом обветшал, двери кладовок были сложены из таких досок, что, хорошенько дунь, они и развалятся, да и открывшая бабка была одета в какие-то обноски.

— Народ где? — вопросил витязь.

— В поле. Где ж ему быть-то?

— Бабка, яйки есть? — захотелось помянуть и про кур, но Антошка вовремя вспомнил цель визита.

— Есть.

— Так тащи все сюда.

— Может, тебе лучше яичницу поджарить? — сердобольно спросила старуха.

— Тащи, кому говорят! — прикрикнул Иванов. Бабка вздохнула и покорно просеменила в сарай.

Через несколько минут она вынесла оттуда лукошко с полудюжиной яиц.

— Все? — подозрительно поинтересовался Антошка.

— Как есть все. — Бабка опять тяжело вздохнула.

— Ну и хорошо! — Богатырь изловчился и, не покидая седла, ударил ногой по лукошку.

Лукошко подлетело в воздух, перевернулось, и яйца шмякнулись на землю.

— Что ж ты делаешь, ирод? — растерянно произнесла старуха, и даже Вороной посмотрел на своего хозяина с явной укоризной.

— Не видишь, что? Смерть Кощея ищу! — Антошка развернул коня, подбоченился и с гордым видом выехал за ворота.

Вот только Вороной подвел. Вместо того чтобы пройти высокомерной рысью, он покидал двор понурым шагом. Прямо побитая собачонка, а не богатырский конь!

Антошке нестерпимо захотелось вонзить в бока своей клячи шпоры, но почему-то подумалось, что в ответ Вороной вполне может попробовать выбросить богатыря из седла. Удержишься, и то срама не оберешься, а коли бахнешься?

Пришлось и дальше ехать постыдным шагом. И это тогда, когда душа рвалась вперед, себе за славой, Кощею — за погибелью!

Следующее жилище сразу вызвало у Антошки подозрения. Высокий забор скрывал постройки, но они располагались на холме, и это порождало неизбежные ассоциации с жилищем коварного супостата. Со стороны Иванова склон был крут. Вороной лишь посмотрел на него и дальше отказался идти наотрез.

— Предатель! — вздохнул Иванов и, осознав, что сдвинуть коня с места ему не удастся, полез на холм сам.

Карабкаться было потруднее, чем альпинисту взбираться на гору. Впрочем, так казалось Антошке, который в жизни ни на какие горы не лазил и потому имел о них самое поверхностное представление. Но все равно было трудно. Да еще то и дело под ноги попадались пеньки от росших здесь когда-то деревьев, а трава не желала крепко держаться корнями за землю. Цеплявшийся за траву руками богатырь раз пять едва не полетел со склона, когда она вдруг легко покидала почву.

Но нет таких трудностей, которые настоящий мужчина не преодолеет ради своей любимой. И Антошка преодолел. Он поднялся на вершину, огляделся, заметил правее пологий спуск с наезженной дорогой и с досадой неловко сплюнул на собственные сапоги.