— Но это ведь ни в какие ворота, он бьет вас!

— Бог простит. Я прощаю, я прощаю его.

— У вашего мужа с головой не в порядке, — сказал Герман, — и он не такой уж беспомощный, каким хочет казаться.

— Герман, я прошу вас…

— В конце концов, есть специальные учреждения… клиника… вы не хотите поместить его в клинику?

— Он мой муж, — кротко сказала Раиса Павловна. — Герман, поймите, для меня это не просто слова. Все, что я говорю публично, к чему всех призываю. Брак — это святое. Это основа основ. Законный брак — это таинство! Это союз между мужчиной и женщиной, когда двое — одно, что бы там ни выпадало в жизни на их долю. Я верю в это всей душой. Поймите, мы же в церкви с Петей обвенчаны. Это невозможно разорвать. Для меня все это свято. И когда я выступаю, когда беседую с людьми, с общественностью, с нашими активистами, я хочу донести до них частицу моей веры в этом вопросе. Это великие традиционные ценности. И я их разделяю.

Герман смотрел на нее. И странное выражение было на его лице.

— Это невозможно терпеть, Раиса Павловна.

— Я должна терпеть. Я жена своего мужа.

— Домострой какой-то.

— Это не домострой. Это христианское смирение и… я прощаю его, я каждый раз от всего сердца прощаю Петю.

— Ну давайте я с ним поговорю?

— Нет, нет, ни в коем случае.

— Давайте я поговорю с Данилой.

— Я запрещаю вам вмешиваться. И по поводу Данилы… Это вообще не его дело. Это наша жизнь с его отцом, моим мужем. Это наш брачный союз.

— Ну как хотите, — Герман вздохнул.

Он пропустил Раису Павловну на дорожке мимо себя, давая ей пройти к дому. Когда она скрылась за дверью, он сам отправился в гараж.

Пикнув сигнализацией, открыл дверь своего внедорожника, на котором катал всю веселую компанию в яхт-клуб лишь вчера.

Герман осмотрел салон — сколько грязи нанесли гости на коврики. Затем он открыл бардачок.

Достал из кармана куртки пистолет. Созерцал его пару секунд, а потом убрал подальше — вглубь.

У калитки послышались оживленные женские голоса.

Катя и Женя возвращались с прогулки.

Как-то все скомкалось — весь этот день. И Катя никак не могла уяснить для себя причину — почему. И отчего так внезапно.

Вроде все шло так хорошо в этом доме — вечернее барбекю, на следующий день катер, потом парадный ужин. И вот сегодня — словно вымерли все.

Они с Женей вернулись с прогулки. В доме — тишина. Раису Павловну и Петра Алексеевича Катя так и не увидела. Потом Женя сообщила, что ее муж Геннадий и Данила скоро куда-то уезжают. «По делам, сказали».

И Катя решила — нечего тут больше ловить и высматривать. Все равно дело застопорилось.

Она объявила Жене, что тоже отбывает — надо засветло домой добраться, а то будут пробки.

Не так уж и далеко от Москвы, то есть совсем рядом — Прибрежный, а пробки лишь на въезде в самый центр, но Катя лукавила. Она решила заехать в ОВД к Лиле Белоручке.

Катя забрала вещи из комнаты, загрузила в багажник своей машины-малышки, Женя открыла автоматические ворота. Подошла к авто, наклонилась и поцеловала Катю в щеку — благо окно опущено.

— Созвонимся. Мы теперь опять будем вместе, да? — она смотрела на Катю с надеждой. — Знаешь, я считаю, если мы после стольких лет встретились вот так случайно — то это чудо. А у меня до этого чудес в жизни совсем не было. Не пропадай, ладно? А, Кать? Увидимся?

— Очень скоро, — пообещала ей Катя.

Она ехала по поселку… не в лучшем настроении. Она ведь обманывала Женю, да… Но вот вопрос: а была ли подруга с ней до конца откровенна?

Но в чем? В своей непричастности к убийству шофера Фархада? Подруга на допросе солгала, а вот Кате — как ей показалось, человеку совершенно «не в теме», она проговорилась. Случайно? Возможно. И не придала этому значения.

Но, с другой стороны, зачем Женьке убивать своего шофера?

Какой-то абсурд в самой постановке этого вопроса.

Мотив? Но какой у Жени мог быть мотив?

Красивый парень этот шофер Фархад. Был ее любовником?

Вот какая версия напрашивается в самый первый момент.

Самая пошлая версия.

Но если не такая, то какая же еще? Вообще, какие мотивы могли быть у людей этого благополучного дома для убийства шофера?

Нет, нет, пока никаких связей. Даже намека на связь.

А с другой стороны — номера телефонов Геннадия Савина и Германа Дорфа в мобильнике первой жертвы.

Но какая связь между Василием Саяновым и шофером Фархадом?

Опять никакой.

Лишь отсутствие гильз на местах преступлений.

Катя позвонила с половины пути Лиле Белоручке. Не ошиблась — та в выходной день в ОВД.

— Я еду от них домой, — доложилась Катя, — через десять минут буду у тебя.

Лиля сидела в своем маленьком кабинете — снова в форме, весьма официальный вид.

— Ты машину где оставила? — спросила она после того, как Катя подробно рассказала ей о событиях последних трех дней.

— Перед отделом.

— Пойдем, уберешь машину во внутренний двор. — Лиля встала.

— А почему?

— Я решила допросить мужа твоей подруги и ее брата. Имею полное право в рамках расследования уголовного дела по убийству. Так вот, оба приедут сегодня. Уже вот сейчас. — Лиля глянула на стенные часы. — Геннадий Савин сказал, что в будние дни он работает. И я пригласила его в выходной. И Данилу Кочергина тоже.

— Ты им звонила? — спросила Катя.

— Да, вчера утром.

— Но мы… мы на катере катались. Данила даже словом не обмолвился, что его в полицию вызывают. И Геннадий тоже, он дома оставался. Но за ужином и речь об этом не шла.

— При тебе, — сказала Лиля. — Мало ли о чем они говорят без тебя.

— А Германа Дорфа ты не станешь вызывать на допрос?

— Позже. Надо как-то обыграть твою информацию, что он приезжал к ним домой в тот вечер. Я вот что думаю — это же был осенний дождливый вечер. Восемь часов, половина девятого. Где их всех носило?

— Лопырева Раиса Павловна — деловой человек, политик. Геннадий работает. Данила… он — да, его точно где-то носило, как сказал Дорф. И потом у него наверняка есть квартира еще и в Москве. Герман Дорф приезжал, возможно в яхт-клуб, его лодка там. А Женя…

— Что Женя? — Лиля смотрела на Катю. — Тачка в ремонте, шофер пригнал… А что же хозяйка? Где она была? Говорит — на шопинге.