Их было четверо. Они были в широких разноцветных штанах, в узких шелковых кафтанах и с огромными чалмами на голове. У шедшего впереди чалма была зеленая, у остальных – белоснежные. Шелковые кафтаны пришельцев были увешаны какими-то необыкновенными орденами.

Но самое удивительное в них было не это.

Пришельцы широко улыбались, демонстрируя свои зубы. Зубы у них были черные и заостренные, как зубья двуручной пилы, поэтому удивительные гости напоминали то ли стаю ярко наряженных мультипликационных акул, то ли второстепенных персонажей из малобюджетного фильма ужасов.

– Здравствуйте, господа! – обратилась к пришельцам административная дама. – Рада приветствовать в вашем лице дружественный народ Белуджистана…

Главный пришелец разразился короткой речью на незнакомом Старыгину языке, все остальные поддержали своего вождя дружными выкриками. При этом они, должно быть, в соответствии со своими национальными обычаями подпрыгивали на месте и дружно хлопали в ладоши.

Старыгин пожал плечами и поспешил на второй этаж – туда, где, по его представлениям, должен был находиться кабинет номер двести четыре.

К счастью, нужная комната располагалась очень близко от лестничной площадки. Старыгин постучал, дождался ответа и вошел внутрь.

Комната была заставлена старинной мебелью – не хуже, чем средний антикварный магазин. Кресла и столы, диваны и разнообразные шкафчики занимали все свободное пространство и местами даже громоздились друг на друга.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – окликнул Дмитрий Алексеевич, удивленно оглядывая помещение.

– Тут я, тут! – раздался откуда-то снизу полузадушенный голос, и из-под письменного стола красного дерева выбралась худощавая, коротко стриженная женщина средних лет. – Вы по какому вопросу? – осведомилась она, отряхивая бесформенное серое платье, и вдруг воскликнула: – Дима! Старыгин! Это ты, что ли?

– Я… – признался Дмитрий Алексеевич, вглядываясь в лицо женщины. – А вы… простите… что-то я не узнаю…

– Да это же я, Таня Зайцева! – выпалила женщина, приближаясь к Старыгину. – Неужели не узнаешь?

Старыгин удивленно заморгал, пытаясь разглядеть в этой малопривлекательной особе симпатичную светленькую девушку, с которой они учились на одном курсе Академии художеств.

С некоторым усилием это ему все же удалось, и он радостно воскликнул:

– Танька! Правда, ты! Ну, как ты живешь? Где работаешь? Ах, ну да, что же я спрашиваю!

– Да, вот здесь я и работаю… – Татьяна немного поскучнела, но тут же снова оживилась: – А помнишь, как мы с тобой на втором курсе Справедливость разрисовали?

Старыгин тут же вспомнил, как они, пробравшись ночью в главное здание Академии, расписали масляными красками мраморную статую (аллегория Справедливости, французская копия с римского оригинала). Верхнюю часть аллегории они разрисовали сине-белыми полосками, как бы нарядив статую в застиранную тельняшку, на щеках изобразили ромашки, а пышный зад статуи… декан рвал и метал, пытаясь выявить виновных, но студенты держались насмерть, не выдали зачинщиков и исполнителей!

Старыгин блаженно улыбнулся. Славные были времена!

– А помнишь, как нас ребята послали в поселок за вином, а мы вместо вина на все деньги накупили конфет? Нас тогда чуть не убили!

Дмитрий Алексеевич вспомнил и это, но невольно подумал: обычно такие случаи из своего далекого студенческого прошлого хорошо помнят те, у кого после этого в жизни ничего интересного не происходило. Кстати, и фамилия у Татьяны та же, что была в Академии, так что, скорее всего, замужем она тоже не была.

– А ты, я знаю, в Эрмитаже работаешь! – с легкой завистью проговорила Татьяна. – Я о тебе часто читаю в газетах и журналах!

– Ну, не так уж часто… – Старыгин засмущался.

– А сейчас-то ты сюда по какому делу? – спохватилась Татьяна.

– Да вот, знаешь, хотел проследить судьбу нескольких вещей… – начал Старыгин. – Кое-какие предметы из обстановки этого дворца…

– Что тебя конкретно интересует? – Татьяна перешла на деловой, сосредоточенный тон. – Ведь в этом дворце обстановка неоднократно менялась. Одно дело – обстановка первой четверти девятнадцатого века, когда здесь жили Нарышкины, другое – во второй половине века, когда дворец перешел к Шуваловым…

– Наверное, то, что меня интересует, относится к началу девятнадцатого века.

– То есть к тому времени, когда здесь жила Мария Антоновна Нарышкина с мужем?

– Мария Антоновна? – переспросил Старыгин. – Знакомое сочетание имени и отчества!

– Ну да, Мария Антоновна Нарышкина, фаворитка Александра Первого. Удивительной красоты была женщина!

– А ты не знаешь – она увлекалась музыкой? Дело в том, что мне попался на глаза клавесин, украшенный гербом Нарышкиных, так вот, я хотел бы узнать, где он стоял и с какими предметами мебели мог соседствовать?

– Клавесин Марии Антоновны? – Глаза Татьяны загорелись. – Вот бы мне такой в коллекцию!

Старыгин оглядел завалы мебели и подумал, что вряд ли это безобразие можно назвать коллекцией. Татьяна перехватила его взгляд и залилась краской:

– Да, я понимаю, у меня здесь нет порядка, но это – не моя вина! Мне выделили только одну комнату, и я пытаюсь сохранить здесь самые ценные предметы. А то, понимаешь, приезжают дикие люди с разных концов света, некоторые буквально вчера выбрались из каменного века, приличной мебели в глаза не видели, и обращаются с красным деревом и палисандром как с сосновыми табуретками.

Старыгин вспомнил чернозубых посетителей, с которыми он столкнулся в холле, и посочувствовал Татьяне.

– Можешь себе представить, в прошлом году приехала делегация с Маркизовых островов, так они потребовали, чтобы в их честь посреди колонного зала развели костер! Оказывается, у них принято так делать в случае приема важного гостя. Причем на этом костре полагается поджарить кого-нибудь из принимающей стороны. Чтобы потом подать его к столу. Ну, на этом они настаивать не стали, уже были наслышаны, что у нас это не принято, а костер требовали… так я еле отстояла ампирный мебельный гарнитур!

– Ужас какой! – посочувствовал коллеге Старыгин. – Так что насчет клавесина? Не знаешь, где он мог стоять?

– Клавесин, клавесин… – забормотала Татьяна и углубилась в мебельные завалы.

Через несколько минут откуда-то издалека до Старыгина донесся ее приглушенный голос:

– Дим, пробирайся сюда! Я кое-что нашла!

Дмитрий Алексеевич двинулся на голос, боком протискиваясь между креслами и столами.

– Осторожнее около круглого шкафа! – предупредила его Татьяна из самого дальнего угла комнаты. – У него верхняя дверца падает в самый неподходящий момент.

Предупреждение оказалось очень своевременным: Старыгин как раз пробирался мимо ампирного шкафа, отделанного бронзой, с круглым верхом, напоминающим античный храм. При приближении Старыгина передняя часть храма, игравшая роль дверцы шкафа, со скрипом откинулась, едва не опустившись ему на голову. К счастью, Старыгин был предупрежден и успел перехватить дверцу рукой. Чертыхнувшись, он поставил ее на место и продолжил свое опасное путешествие.