— Ты про остров Тайвань слыхал? — серьёзно спросил Бордер.

— Это который в Обском море? — проявил эрудицию Рождественский.

— Он самый. А про ползающие грибы?

— Говорили что-то в части… Но это же сказки?

— Тут всё сказки, — печально сказал Бандикут. — Про белого бычка, про семеро козлят и про чудо-юдо поганое. Отойди-ка в сторонку, доктор-врач.

Володя непонимающе покосился на коротышку, потом поднялся и послушно отошёл. Бандикут вскинул армган и аккуратно, короткими вспышками расстрелял гриб. Тот вспучился и лопнул, превращаясь в угли, вокруг затлела и задымилась трава.

— Зачем? — в недоумении спросил лейтенант.

— Говорят, что эти грибы — один из первых продуктов нанотехнологий, военный, — пояснил Бордер. — Ещё в двадцатом веке что-то здесь учёные схимичили. На Тайване, в частности… Там потом иногда люди пропадали, на острове. А после Катастрофы ещё и сами наники над ними поработали. Так что не исключено, что этот гриб — вовсе и не гриб. Точнее, не совсем гриб.

— А может, просто гриб и есть, — тут же встрял Бандикут, уничтожив жалкие останки боровика. — И жарить его можно, и жрать, хотя радиации в нём до задницы. Но в Зоне грибам не место. А что подозрительно, то опасно, доктор-врач. Всё, шпарим дальше, а то стоим тут, как три тополя на Плющихе, осталось только дракону нас засечь.

В гости к Растаману они прибыли через несколько минут. Для этого им пришлось спуститься в подвал одного из уцелевших зданий. Володя ещё издали разглядел, что раньше это была школа: здание такое… типичное, а вон в окне кто-то портрет Льва Толстого вывесил, подрисовав графу чёрным маркером очки и чертячьи рожки. Шутнички… Над широким крыльцом, рядом с дверным проёмом Володя увидел мраморную табличку: «Частный образовательный лицей № 130 имени академика Лаврентьева». Табличка выглядела как новая.

Ёлки, подумал лейтенант, а ведь тут дети, наверное, были в момент катастрофы. Школа же. Может, здесь и остались? Воображение услужливо нарисовало классы, в которых за партами аккуратно сидят ряды маленьких скелетиков, положивших истлевшие кисти на пыльные учебники и тетради… Володя потряс головой и устремился за сталкерами, которые обходили здание слева.

За углом, с внутреннего двора, стена школы была вся изрисована граффити. Среди разноцветной вязи Володя заметил вполне связное: «Сонча-Печка 2006», подивился древности надписи и полез вслед за Бандикутом в еле приметную щель, которая и являлась входом в подвал. Сбегали, поди с уроков, курили за углом тут… Тьфу ты! Следует научиться не думать о том, о чём думать не следует. Вот только не получается. Как там было — «не думай о белой обезьяне»? Вот-вот, оно самоё…

— Теперь стоп! — командирским тоном приказал Бандикут. — Здесь везде ловушки. Он нас уже засёк тем более и через камеры видит.

— Правильно говоришь, полурослик, — отозвался откуда-то из-под потолка механический неестественный голос. — Засёк и давно веду. Кто это с тобой?

— Не узнал, что ли? — лениво спросил энергик. — Совсем мозги скурил?

— А, лысый череп! А третий? Вы что, вояку сюда притащили?! Охренели, ботва?

— Кого надо, того и притащили. Открывай давай, сало, а то камнем кину! — злобно рявкнул коротышка.

— Камнем он кинет, видали такую говняшку… — ворчливо изумился невидимый собеседник.

Залязгали механизмы, кусок пола уехал вбок, открыв небольшой проём, светящийся жёлтым искусственным светом. Это и был вход в жилище Растамана. Точнее, часть входа: компании пришлось миновать ещё три самооткрывающихся и самозакрывающихся люка, пока их не встретил хозяин.

Растаман оказался толстяком с длинными волосами, заплетёнными в дреды. Из-под коротковатой майки с концентрическими разноцветными кругами над поясом пятнистых камуфляжных штанов виднелось волосатое пузо, а в руке Растаман держал допотопный безыгольный инъектор. Ко всему прочему он был босиком.

— Быстро рассказали, кого привели, — брюзгливо потребовал толстяк.

— Это военный врач. От группы отбился, — пояснил Бандикут. — Вернее, группе кирдык, а его я вытащил. Они, прикинь, в катакомбы полезли — ну, где шайка с Сеятеля заселилась.

— Военные… — с презрением протянул Растаман. — Господи, делают же где-то таких недопырков!

— А ведь их, между прочим, Гончар вёл, — встрял лысый Бордер.

— Гончар?! — несказанно удивился толстый. — Фигассе… А что случилось-то? С каких делов вдруг группу погнали?

— Мы, может, войдём да сядем? — вопросом на вопрос ответил Бандикут. — А то не гостеприимно ни хрена получается.

— А, ну да… Прошу, — галантно шаркнул пяткой по полу Растаман и сделал приглашающий жест.

Жил толстяк значительно комфортнее, нежели Бандикут. Судя по всему, в бывшем бомбоубежище под школой, которое обустроил и модернизировал. В большой комнате стояли два мягких дивана, заваленные приборами и книгами стеллажи, пульт управления с несколькими работающими мониторами, на которых подрагивало монохромное изображение различных фрагментов окрестностей школы, рабочий стол, кресло. Стены оказались увешаны разноцветными постерами неизвестных Рождественскому групп и исполнителей, преимущественно негров. Боб Марли. Питер Тош. UB40. Кто все эти люди? Что они значат для Растамана? Из невидимых колонок звучала ритмичная неторопливая музыка — видать, те самые негры.

Над плакатами, почти под самым потолком висела грязноватая зелёная растяжка с белыми буквами: «Гордись и помни свято, что ты из сто тридцатой». Володя удивлённо поморгал. Растаман перехватил его взгляд и кратко пояснил:

— Ностальгия.

— Учились тут? — вежливо спросил Володя.

— Преподавал. Химию. Ха-ха-ха!

Может, и не соврал жирный. Рождественский так до сих пор и не сориентировался, чему здесь можно верить, а чему — нет.

В углу тарахтел огромный белый холодильник, из которого, к великому удивлению военврача, Растаман извлёк три банки пива, швырнув инъектор на кресло.

— Садитесь вон на диван, — предложил он, подцепив ногой столик на колесах и подкатив его к гостям. Володя аккуратно опустился, куда велели, и взял ледяную банку. «Рижское», Томский пивзавод. Произведено два с небольшим месяца назад. Как они его сюда доставляют?! Впрочем, про каналы поставок туда-сюда через Барьер знали все, и перекрывать их, насколько понимал Рождественский, никто не собирался по самым разным причинам. Хотя при желании Зону могли бы запечатать в два-три дня. Но не запечатывали, и потому отсюда исправно шли в обычный мир артефакты, а сюда — ну, вот, к примеру, «Рижское»…

— Свеженькое, — со знанием дела отметил Бордер, в два глотка осушивший свою порцию. — Хорошо живёшь, волосатый. Прямо как рыба в биде.

— Уметь надо, лысый. Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба.

— Куда нам. Мы — расходный материал, мелкая сошка, — делано вздохнув, сказал энергик. — Это ты дела проворачиваешь, а мы тебе хабар собираем. За копейки, между прочим.