– От этой мрази я Катю в ночь нашего знакомства отбил в коридоре клуба. Она тогда сильно перебрала, пришлось к себе везти. А этот чёрт бабки с администратора сбил за сломанный нос. Тебе нужны записи камер?

– Я уже вошёл, – Глеб со скоростью звука стучит по клавиатуре. – Есть, он за рулём был. Мы выжмем максимум, – уходит к своим ребятам в кабинет.

– Ты с ней спал? – подхожу к Роме вплотную.

– Расслабься, у нас ничего не было. Мне достаточно женщин в трезвом состоянии. Но подозреваю, что вот если бы ты вёл себя нормально, Катя сейчас была бы дома. Если ты знал, что ей может угрожать опасность, почему не приставил охрану? У тебя что, людей мало? Или тебя волнует только её постельная жизнь?

Каждое слово Ромы бьёт в цель, заставляя чувствовать себя редкостным козлиной, и это ещё мягко сказано. Провёл с любимой женщиной почти целую неделю и ничего о ней не узнал. Не знаю имён родных, не знаю увлечений, я даже не знаю, какие она любит цветы, и утром собирался купить просто самый дорогой букет в магазине. Знал ли я об опасности? Знал, но не предполагал, что они смогут так далеко зайти.

Молча отворачиваюсь и прислоняюсь лбом к панорамному окну, но холод стекла не даёт облегчения.

– Прости, друг, – рука Ромы ложится на плечо. – Я с вами. Чем могу помочь?

– Серёга, есть! – Глеб уже что-то рисует маркером на доске. – Вот здесь у Бобровского Самсона Аркадьевича находится старая дача. Дом остался от дядьки, в наследство он не вступал. Поэтому нигде фазенда не засвечена.

– Едем! Все! Первыми войдут мои ребята, вам дам сигнал. Всем, кто на местности работает, выслать координаты, пусть подтягиваются, – Юрий Валентинович на своём месте раздаёт указания быстро и по делу. – Решите вопрос с гаишниками, на пути не должно быть постов.

Основную часть пути преодолеваем за полчаса, сворачиваем на грунтовую дорогу, сбрасываем скорость и разъезжаемся, чтобы окружить дом со всех сторон. Из-за лесопосадки идёт дым, нехорошее предчувствие заставляет пульс биться быстрее.

– Дим, притопи, – держусь руками за передние сиденья, вглядываясь в лобовое стекло.

Выезжаем на пустырь с запущенными огородами и сразу попадаем в шлейф дыма, идущего от деревянных построек за старым прогнившим забором. Выскакиваю из машины на ходу и двигаюсь к дому. Меня перехватывают ребята Юрия Валентиновича. Действуют чётко. Сминают забор и укладывают на обугленную траву трёх здоровенных мужиков, которые отборно матерятся и мокнут в лужах воды, вылитой из вёдер.

– Всё чисто. Но девушки нет, – оживает рация.

Бегу внутрь бетонной постройки, поднимаюсь на второй этаж и никого не нахожу. Пусто. Недавние следы пребывания человека выдаёт только смятая кровать. Подхожу к ней и замечаю что-то блестящее. Достаю из-под покрывала маленький кулон в виде кофейного зерна на тонкой цепочке. Катя была здесь, это точно её вещь. Кажется, такие сувениры продаются в Сантосе. Куда они её дели? Сжимаю подвеску в кулаке, и кажется, что дороже этой безделушки для меня ничего сейчас не существует.

Слетаю вниз, перескакивая ступени, выхватываю из кобуры ошалевшего от моей скорости охранника пистолет и приставляю к голове первого попавшегося похитителя, уже пристёгнутого к газовой трубе наручниками.

– Где девушка? Отвечай, мразь, или я тебе сейчас вышибу мозги!

– Сбежала девка твоя, – ухмыляется мужик разбитым рылом. – Видишь, чего сотворила? Постройки подожгла и сбежала.

– Серёга! – ко мне подбегает Фёдор. – На дороге к лесу нашли женский кардиган. Думаю, надо прочесать, пока не стемнело.

Хочу втащить по морде мужику напоследок, но друг ловит кулак.

– Оставь его! Дима по ним уже и за тебя, и за себя прошёлся, еле оттащили. Пошли, наша часть леса с востока.

Глава 35

Катерина

Сон разрушает противный вой сигнализации. Усилием воли открываю тяжёлые веки. В комнату пробивается слабый рассветный луч, скудно освещая окружающие предметы. Под окном раздаётся грохот вперемешку с матом.

– Чёртова псина! Я тебе сколько раз говорил не прикармливать скотину? Теперь крыло красить придётся! Ты, конченый идиот, зачем её миску за доски спрятал? Думал, что она не учует?

– Жалко животину! У меня в детстве у бабки в деревне была похожая, её сосед подстрелил. А нам, гад, сказал, что она его курей таскала, типа случайно пальнул, за лису принял. Я ребятам своим позвоню, они в лучшем виде закрасят.

– За девкой лучше смотри, сердобольный. Самсон сказал, что мужик её на связь пока не вышел. Если до обеда не проклюнется, избавимся от бабы.

– Э, я на мокруху не подписывался!

– Да не собирается никто её мочить. Мужикам продадим, пусть свежачком побалуются.

– Им понравится! – довольный ржач. – Я бы и сам трахнул эту подстилку мажорскую. Уж больно хороша краля.

– До обеда не трогать! Сигарет тебе привезу.

Звук отъезжающей машины говорит о том, что разговор окончен. Я почти вишу на маленьком подоконнике, до боли в лопатках вжимаясь в холодную бетонную стену с запахом сырости, и не могу отойти от окна. Вот уж воистину: меньше знаешь – крепче спишь. Ага, и короче живёшь. Разжимаю бледные пальцы и скатываюсь на пол. Обхватив руками коленки, начинаю раскачиваться из стороны в сторону, тихонько подвывая. Этот странный способ успокаиваться появился у меня после интерната. Насмотревшись на малышей в кроватках, которые себя укачивали таким образом, решила тоже попробовать – и мне помогло.

Горькое отчаяние сжимает горло слёзным спазмом. Я была почти уверена, что Сергей сделает всё, чтобы меня вытащить, но, похоже, он решил, что моя жизнь так дорого не стоит. Надо срочно что-то придумать. Думать, думать…

До боли кусаю сама себя за руку, чтобы остановить подкатывающую панику. Как там обычно сбегают в фильмах? Ощущение наливающегося синяка от зубов немного отрезвляет и позволяет взглянуть на комнату с другой стороны. Выйти отсюда получится только через дверь, окно слишком узкое. Значит, надо заставить своего цербера открыть дверь, отвлечь его и попытаться сбежать.

Стараясь абстрагироваться от непрошеных зудящих мыслей о том, как плюну в нахальную рожу Сергея, когда приду забирать документы и расчёт, брожу по комнате. Взгляд натыкается на смятую постель и торчащий из-под покрывала сбитый ватный матрас. Вот оно! Старые нитки легко рассыпаются под пальцами, в нос бьёт плесневая вонь. Хоть бы не сырая! Трогаю руками труху – вроде сухо. Большими горстями выгребаю мякоть из тряпичного мешка и сбрасываю под окно. Ну, с Богом!

Со всей дури долблю в дверь.

– Эй! Мне плохо! Открывайте! Есть тут кто-нибудь? Скорее!

– Какая ж ты напряжная!