Вагит открывает дверь, и я повисаю на нём, имитируя позывы тошноты. Цепляюсь, сгибаясь пополам, достаю из кармана его спортивных штанов зажигалку и отшатываюсь в сторону.

– Слышь! Ты только не тут давай!

– Прошло вроде, – хриплю. – Воды принесите, пожалуйста.

– Ща! Смотри мне тут, не начуди!

За охранником закрывается дверь, а я тенью кидаюсь к окну. Не начуди! Ещё как начужу, твари скотские. Дрожащими руками поджигаю куски ваты и бросаю на улицу, успокаиваясь только тогда, когда чую горелый смрад от стабильно расползающегося пожара.

Слышу звук шагов из коридора, Вагит возвращается с жестяной кружкой воды.

– На, глотай!

Преодолевая брезгливость, касаюсь губами края кружки и делаю глоток. Тут же фонтаном выдаю воду обратно и зажимаю рот.

– Пусти меня! Иначе прям тут! – мычу в ладонь.

– Терпи, блин! – хватает меня под локоть и почти волочёт на первый этаж.

Падаю на колени за порогом и делаю вид, что меня выворачивает. Дым надвигается в нашу сторону плотной стеной, его уже нельзя не почувствовать.

– Мать твою! – орёт с порога Вагит. И срывается спасать какие-то вещи.

С опаской оборачиваюсь и вижу, что огонь, быстро перекидываясь, стелется по пожухшей траве. Отползаю за угол, поднимаюсь на ноги и бегу. Бегу так, как никогда раньше не бегала. Минуты через три слышу за спиной безумный крик.

– Ах, ты ж суууууккаа!!! Догоню и убью!

Угроза придаёт звериных сил, потому что я точно знаю – он убьёт! Несусь, перепрыгивая через мелкие канавы, ныряю в заросли какой-то травы, разросшейся почти до человеческого роста. Сухие ветки стегают по глазам и царапают кожу. Руки горят от укусов крапивы, покрываясь красными волдырями. Безумно колет правый бок, но я не допускаю мысли остановиться, даже не оглядываюсь, чтобы посмотреть, бегут ли за мной. Выбегаю на возвышенность и наконец-то вижу лес. Делаю последний рывок – и за моей спиной смыкаются плотными рядами столетние сосны.

Ужас загоняет меня как можно дальше от края леса. Начинает попадаться валежник, а слой сухих иголок на земле становится гуще. Неожиданно живот снова скручивает спазмом, ещё более сильным, чем вчера. Нога в босоножке подворачивается, цепляется ремешком за отслоившийся кусок коры, и я падаю. Сворачиваюсь пополам. Перед глазами крутятся цветные круги, взрываются яркие искры. Пытаюсь встать, но мир кружится, как на карусели. Приваливаюсь к каким-то корням, опускаю голову и закрываю глаза.

Глава 36

Сергей

В лесу сумерки начинают чувствоваться раньше, чем в городе. Зрение притупляется, но фонари включать пока рано, если зажечь сейчас, может не хватить батарей на ночь.

– Участок А – чисто, – оживает рация на поясе, – участок В тоже чисто.

– Участок С – спугнули бомжа в шалаше, – хрипит динамик.

– Твою налево, здесь ещё и люди бывают. Я думал, только волки за лисами гоняются, – выдаёт Фёдор, перебрасывая ногу через ствол упавшей сосны.

– Думай, что несёшь, – зло рычу в ответ. – Катя сейчас здесь одна, если она правда здесь, и мы не теряем время.

– Тебе больше не писали?

– Нет, – «гавкаю» в ответ.

– Сектор В. Кажется, мы её нашли, – заикается разряжающееся устройство.

Выхватываю рацию у Фёдора.

– Живая? – ору в микрофон.

– Дышит. Без сознания, травма головы.

– Мы уже идём! Кидайте локацию и вызывайте скорую к дороге, – хорошо, что Фёдор соображает за нас обоих.

Я просто несусь к точке, мигающей на экране навигатора. За штаны цепляются какие-то кусты, спотыкаюсь о ветки, но ничего не чувствую. В голове колоколом звенит только одна мысль – увидеть Катю, убедиться, что жива, дотронуться до руки и почувствовать, что она реальна. С обеих сторон к нам присоединяются ребята из других секторов, вместе добегаем до основного скопления людей. Локтями расталкиваю толпу, прорываясь в центр, и вижу свою девочку, которой кто-то уже подложил куртку под окровавленную голову. Падаю рядом с ней на колени и беру за холодную руку. На теле девушки от ссадин нет живого места, кровь запеклась в волосах, но похоже, что рана неглубокая. Слышу, как кто-то командует скрутить из курток носилки.

Рядом присаживается Рома.

– Серёга, надо её переложить, скорая уже на подъезде, но до неё ещё донести надо, – тяжёлая ладонь ложится на мою спину. – Давай я помогу.

Аккуратно пропускаю руку под её ногами и приподнимаю спину, Рома подсовывает переноску под попу и перекладывает голову девушки так, чтобы положение не поменялось. Двое ребят помогают нести Катю, бережно поддерживая, никто не решается увеличить темп ходьбы, боясь других повреждений.

– Федь, позвони моему отцу. Он – единственный человек, которому я сейчас смогу её доверить.

Друг кивает в ответ и набирает номер.

– Дядь Миш, здравствуйте! Это Фёдор.

– Здравствуй, дорогой, – слышу голос родителя в трубке. – Чего звонишь?

– Отойдите от тёти Даши подальше.

– Говори, – слышно, как голос отца леденеет.

– Вам сейчас нужно приехать в больницу, у нас девушка после похищения с травмой головы, – выдаёт друг на одном дыхании.

– Что за нахрен там у вас? Вы на скорой?

– Да.

– Скажите, чтобы не регистрировали вызов, везите ко мне. Я буду на месте через сорок минут.

Около дороги нас встречает бригада медицинской помощи. Перекладываем Катю на нормальные носилки, своим внешним видом вызывая шоковое недоумение врачей.

– Я поеду с ней, – залезаю следом за девушкой в машину.

Пока выезжаем на шоссе, фельдшер осматривает Катю.

– У пострадавшей явное обезвоживание и сотрясение мозга. Что будем писать в анамнезе?

– Ничего пока. Везём в больницу под ответственность Сазонова.

– Ну дело ваше, – врачиха поджимает губы, но от дальнейших комментариев воздерживается.

Конвой из десяти машин сопровождает нас до самой больницы. На крыльце приёмного уже ждут врачи, выслушивают краткий отчёт фельдшера и увозят Катю за стеклянные стены реанимации, захлопывая передо мной двери. Спустя пять минут в коридоре появляется отец, уже успевший переодеться в белоснежный халат, как всегда, серьёзный и собранный. Вот уж железные нервы у человека.

– Пап! – кидаюсь к нему.

– Всё потом, – останавливает меня жестом руки и заходит в отделение.

Следующий час Фёдор с Ромой молча наблюдают за тем, как я рассекаю коридор, словно раненый зверь клетку, периодически кидаясь на медсестёр и пытаясь пройти за стеклянные двери, отделяющие меня от любимой женщины. Мне паршиво от того, что во всём случившемся виноват только я, от того, что ничего не могу сделать. Не могу забрать её боль, не могу отмотать время назад, чтобы сейчас она лежала не посреди стерильных тряпок и датчиков, а была со мной на тёплом песке возле океана.

– Серый, хорош маячить. А то попрошу тебе снотворного вкатить.