Судя по количеству листвы и веток на крыше «Линкольна», он появился здесь не сегодня утром. Капот, на который Уильям положил руку, тоже был холодным. Значит, отец и Перри где-то в доме, подумал Уильям. Но почему тогда в нем так тихо?

Он поднялся на крыльцо и толкнул заднюю дверь.

– Папа?

Нет ответа.

– Пап?!

Единственным звуком был перезвон «китайских колокольчиков»[32], показавшийся Уильяму непривычно тихим. Обернувшись, он увидел, что ветер запутал веревочки, на которых висели блестящие металлические трубки. Внутрь идти почему-то не хотелось, и он потратил несколько минут, чтобы развязать затянутые непогодой узлы.

Наконец Уильям вступил в кухню, немного постоял там, потом прошел в коридор и снова окликнул отца. Почти сразу он обратил внимание, что парадная дверь дома распахнута настежь и ветер набросал в коридор и гостиную немало веток, листвы и другого мусора. Воды на полу тоже хватало – очевидно, дверь была открыта всю ночь.

Прикрыв входную дверь, Уильям попытался убрать лужу, но заметил, что дверь отцовского кабинета тоже открыта и оттуда бежит в коридор небольшой ручей. Кое-как вытерев коридор, он опустился на колени, чтобы заняться лужей в кабинете, но она была какой-то странной, словно кто-то выплеснул в нее пару бутылок кока-колы. Выйдя на улицу, чтобы выплеснуть собранную воду, Уильям увидел, что дело не в коле. Вода в ведре была красной.

Своего отца Уильям Макфарленд нашел в кабинете. Он лежал на столе лицом вниз, убитый выстрелом в голову. Напротив лежал Перри Кеннер – его посиневшая рука все еще сжимала пистолет. По столешнице было разбросано несколько листов бумаги – это оказалось завещание Эллсуорта. Очевидно, он и адвокат работали над ним вчера вечером, когда между ними разразилась ссора.

Уильям был сражен свалившимся на него горем, но это оказалось не последним испытанием. За креслом отца лежало на полу еще одно тело. Перевернув его, Уильям увидел, что это была его жена Сюзанна. Пистолет адвоката прикончил и ее.

Уильям и Джек похоронили отца и Сюзанну рядом с Сарой Бет в Святилище, на заросшем мягкой травой холме. Оба небольших надгробия были обращены на восток – навстречу восходящему солнцу.

Уильям, однако, хорошо понимал, что ни торнадо, ни убийства не должны помешать работе банка. Мир может проваливаться в тартарары, не раз говаривал им обоим Эллсуорт, но настоящий надежный банк должен открываться ровно в девять, несмотря ни на что. И, загнав свое горе поглубже, Уильям сделал то, что непременно сделал бы его отец, – вызвал аудиторов, отчет которых должен был успокоить клиентов. Аудиторы прибыли через два дня и сразу приступили к работе. Еще через три дня «Сута-банк» был закрыт и опечатан. А еще через две недели Уильяма разбудил резкий свет фонаря, направленный прямо в глаза. Полиция подняла его с кровати, где он спал вместе со своим трехлетним сыном, надела на него наручники и доставила в тюрьму. Уже на следующее утро местные газеты вышли с заголовками «Сын «короля Суты» похищает миллионы!». Миллионов было семь – семь миллионов долларов в облигациях на предъявителя, которые невозможно ни проследить, ни аннулировать.

Преступление, которое якобы совершил Уильям, относилось к юрисдикции федеральных властей, поэтому окружной прокурор довольно скоро перевел его из местной каталажки в федеральную тюрьму округа Фултон в Атланте, где ему пришлось дожидаться суда. Последняя воля Эллсуорта Макфарленда гласила, что все его имущество должно быть разделено между его сыновьями поровну, однако управление банком и лесозаготовительной компанией он оставлял в руках первенца. И пока Уильям рассматривал небо в клеточку, Джек стал единоличным управляющим обоими отцовскими предприятиями.

В течение нескольких следующих месяцев Джеймс Макфарленд сделал две вещи. Во-первых, он публично осудил брата и отрекся от него. Во-вторых, он закатал рукава и принялся учиться управлять банком. Пропасть между братьями росла с каждым днем и вскоре достигла размеров Гранд-Каньона, а поскольку, благодаря газетам и телевидению, подробно освещавшим ход следствия, репутация Уильяма оказалась основательно подмочена, никто и не подумал позаботиться о его сыне, которому на тот момент было всего лишь три с половиной года. В городе считали, что так проявляется высшая справедливость, и в доказательство своих суждений вспоминали то место из Священного Писания, где говорилось, что Бог наказывает детей за грехи отцов до третьего и четвертого колена. Должно быть для того, чтобы эти грехи ненароком не остались безнаказанными, трехлетний малыш очень скоро оказался в приюте.

Но судьба младенца была, разумеется, далеко не главным вопросом повестки дня. Куда больше вкладчиков банка интересовало, целы ли их облигации. Появившееся в прессе сообщение об исчезновении ценных бумаг вызвало настоящую бурю. На следующий день после опубликования этой сногсшибательной новости перед банком даже собралась толпа, собиравшаяся линчевать Уильяма Макфарленда, но, на свое счастье, он в это время находился уже в федеральной тюрьме Атланты. Джека Макфарленда никто ни в чем не обвинял. Толпа выбрала жертву, и теперь за все должен был ответить Уильям.

Тем временем исчезновение облигаций на внушительную сумму привело к тому, что регулятор объявил банк проблемным – ввиду дефицита средств для выполнения обязательств. Какое-то время спустя Джек даже получил распоряжение надзорного органа, согласно которому он должен был либо в срочном порядке найти где-то несколько миллионов, либо закрыть банк. Получив этот документ, Джек подробно ознакомился с результатами аудиторской проверки и текущим балансом (особое внимание он обратил на то, что большая часть пропавших облигаций служила залогом по выданным кредитам) и попытался прикинуть, какие у него есть варианты.

Вариант первый заключался в том, чтобы устраниться от проблем вкладчиков, просто-напросто закрыв банк. Поступи он так, и со стороны действующего законодательства к нему не было бы никаких претензий. Конечно, после такого шага Джек вряд ли смог бы ходить в церковь, но это он пережил бы с легкостью. Главное, он не был банкротом – на счетах еще кое-что оставалось.

Второй вариант был сложнее. Джек мог сам профинансировать банк, но откуда взять столько денег? И все же он выбрал второй вариант, удивив большинство жителей Брансуика, да и всей Южной Джорджии. Отправившись в Атланту, Джек нашел банк, открывший ему десятимиллионную кредитную линию под залог лесозаготовительной компании и земли, на которой она располагалась. После этого он лично встретился с каждым держателем облигаций и не только официально простил им задолженность перед банком, если таковая имелась, но и пообещал выплатить разницу из собственного кармана. Например, тому, кто получил в банке кредит в девяносто тысяч долларов под залог облигаций на сумму сто тысяч, Джек прощал весь долг и вдобавок обязался выплатить десять тысяч из своих денег. Или, точнее, не из своих, а из тех, которые были обещаны ему в качестве кредита в банке ссудно-сберегательной ассоциации. Прослышав об этом неслыханном аттракционе щедрости, горожане говорили: «Хорошо, что хоть один сын Эллсуорта унаследовал отцовский характер, иначе мы бы вовсе без штанов остались!»