– Уильям… – начал Джек, нервно потирая ладони. – Кое-что случилось…

Уильям наклонился вперед. Слова брата долетали до него, как сквозь толстый слой ваты.

– Твой мальчик… Кто-то узнал, чей он сын, и… В общем…

Уильям слушал брата, слегка наклонив голову – точно собака, которая разглядывает что-то непонятное. Некоторое время он словно пытался осмыслить услышанное, и Джек положил на стол письмо.

– Они подбросили вот это.

Напечатанное на машинке письмо гласило:

«ПОЛОЖИ ЧЕТЫРЕ МИЛЛИОНА В НЕМАРКИРОВАННЫХ СТОДОЛЛАРОВЫХ КУПЮРАХ В НЕПРОМОКАЕМЫЙ ПАКЕТ И ОСТАВЬ ЗАВТРА В ПОЛНОЧЬ НА МЕТОДИСТСКОМ КЛАДБИЩЕ НА МОГИЛЕ КЛИФФОРДА УИЛЛОУЗА. НИКАКИХ КОПОВ, ИНАЧЕ МЫ ПРИШЛЕМ ТЕБЕ ТВОЕГО СЫНА В ЯЩИКЕ ИЗ ТВОИХ СОБСТВЕННЫХ ДОСОК».

К этому времени Уильям владел только одной четвертой частью земельного участка в Суте. Эти шесть с половиной тысяч акров оценивались в семь с лишним миллионов долларов. Пять минут спустя он продал их брату за четыре миллиона. Теперь у него осталось только то, что не понадобилось Джеку: отцовский дом, в котором они росли и где была убита его жена, и Холм Дюбиньона.

Используя свои связи в банковском мире, Джек в течение нескольких часов обналичил необходимую сумму, переписал серийные номера купюр, набил ими две клеенчатые сумки и оставил на указанной могиле. Чтобы защитить себя и подстраховаться на случай нечестной игры, Джек уложил деньги в сумки и отвез их на кладбище в присутствии шерифа и одного из городских нотариусов. Как и было сказано в письме, они положили четыре миллиона на могильную плиту, а сами вернулись на парковку и сидели там в машине с включенным двигателем.

Но похитители так и не появились.

Час спустя все трое отправились на поиски мальчика, но никого не нашли. Деньги с могилы таинственным образом исчезли.

На следующий день кто-то подбросил на крыльцо суда сожженный чуть не до углей труп ребенка. Еще через день один из тюремных охранников просунул сквозь решетку камеры Уильяма газетную статью с ужасной новостью. Власти Джорджии совершили подлинный акт милосердия, ненадолго выпустив Уильяма из тюрьмы, чтобы он мог похоронить сына. Сначала его отвезли в морг и дали пятнадцать минут, чтобы он мог попрощаться со своим единственным ребенком. Потом его под охраной доставили на Бычье болото и переправили на остров. Там Уильям собственноручно выкопал небольшую могилу размером два на четыре на шесть футов рядом с тем местом, где были похоронены его жена и мать. Два часа спустя его уже везли обратно в Атланту – отбывать оставшиеся сорок шесть с половиной лет.

Снова оказавшись в тюрьме, Уильям как будто окаменел. Он не плакал, не проклинал судьбу и вообще мало на что реагировал. Вялый, точно сомнамбула, он сидел на койке и, повинуясь тюремному распорядку, писал несмываемыми чернилами свое имя на воротниках тюремных штанов и рубашек.

В течение следующих двух лет Уильям не жил, а существовал. Он читал книги, изучал пособия по разведению орхидей да изредка заговаривал в столовой с парой проворных рук в белых хлопчатобумажных перчатках, которые подавали ему через раздаточное окно поднос с обедом. Руки в окошке принадлежали женщине, которую Уильям даже не видел; о том, что это именно женщина, он узнал, когда она впервые ему ответила.

Лицом к лицу они встретились лишь еще один год спустя, когда по причинам, выяснить которые мне так и не удалось, губернатор Джорджии подписал полное помилование и Уильяма выпустили из тюрьмы. У него не было ни отца, ни жены, ни ребенка, ни денег, зато теперь он был свободен.

«…Учитывая семейную трагедию, уже отбытый срок, а также некоторые вновь открывшиеся обстоятельства дела, неизвестные следствию на момент суда…» – было написано в губернаторском помиловании. Довольно расплывчатая формулировка, не так ли? И что это за «вновь открывшиеся обстоятельства»?.. Я очень старался прояснить этот вопрос, но не преуспел. Оставалось только расспросить самого губернатора, но к тому времени он давно умер, и мне так и не удалось ничего узнать ни о новых уликах, ни о новых свидетелях.

Уильям Макфарленд прошел по шоссе почти милю, когда его нагнал запыленный «Мустанг». Машина остановилась, и из окошка высунулась рука в белой перчатке. Он хорошо знал эту руку, но впервые увидел лицо женщины, которой она принадлежала.

Лорна Санчес была сногсшибательно красивой мексиканкой, похожей одновременно и на Мэделин Стоу[33], и на Элизабет Тейлор. До того, как встретиться с дядей Уилли, она дважды побывала замужем и работала официанткой и уборщицей на полставки в столовой Фултонской окружной тюрьмы, так что когда дядя говорит, что познакомился со своей будущей женой, когда отбывал срок, это чистая правда. В первые шесть месяцев его заключения они почти не встречались, но за последующие два с половиной года узнали друг друга довольно хорошо, хотя ни разу не виделись лицом к лицу. Тетя утверждает, что дядя Уилли покорил ее своим обаянием, вежливостью и особой манерой выговаривать слова. Дядя говорит, что она очаровала его своими макаронами с куриным фаршем и мелко покрошенным яйцом («трубы с мусором» на тюремном жаргоне). Если это так, значит, тетя Лорна очаровала не только его, а еще две сотни мужчин.

– Ты можешь сесть в машину, – сказала ему Лорна, – но при одном условии: ты должен пообещать, что впредь будешь говорить мне одну только правду каждый раз, когда откроешь рот. Начиная с этой секунды и до самого конца…

Дядя закинул за спину свой тощий вещевой мешок и, присев на корточки рядом с дверцей «Мустанга», сказал серьезно:

– Мой отец говорил мне, что по большому счету единственное, что у меня есть, и единственное, чем я могу по-настоящему владеть, – это мое слово. – Он оглянулся на здание тюрьмы и закончил: – И до сих пор я свое слово держал.

Дядя обещал ей бедность, трудности и постоянные сплетни, от которых не спрятаться и не убежать. Лорну это устроило, они поженились и стали жить в доме, в котором дядя провел свои детские годы. Впервые ступив в его прихожую, Лорна сразу заметила темное пятно на полу и спросила, что это такое.

– Это долгая история, но началась она не здесь, – ответил дядя. В тот же день он отвез свою жену в Святилище, усадил на грубую деревянную скамью и, прислонившись к могильному камню Эллсуорта, начал свой рассказ – действительно с самого начала.

Через год обоим стало ясно, что Лорна, скорее всего, бесплодна. Им потребовалось немало усилий, чтобы преодолеть многочисленные бюрократические рогатки, но в конце концов они все же сумели зарегистрироваться как «семейный детский дом».

После проведенных мною исследований – и после того, как я привел свои открытия в некое подобие системы, записав их в виде краткого исторического очерка, у меня осталось немало вопросов. Кто на самом деле похитил облигации из хранилища и где они сейчас? Зачем Уильяму Уокеру Макфарленду могло понадобиться грабить банк, в котором он сам был совладельцем? И если он все-таки на это решился, то ради чего? Кроме того, на суде коронер показал под присягой, что на руках Перри Кеннера не было обнаружено никаких следов пороха. Между тем, если бы адвокат действительно стрелял в Эллсуорта и Сюзанну из револьвера, у него на коже почти наверняка остался бы пороховой нагар. Кто же мог убить банкира и его невестку? И кто тогда застрелил самого Кеннера?