– Вот так целовалась бы и целовалась! – сказала она, слегка задыхаясь, когда мы оторвались друг от друга. – Мне этого мало!

– Хорошего понемножку, – остановил я Люсю. – Покажи, чем вы занимались на уроках.

– Эту поговорку придумали жадины, – засмеялась она, доставая из портфеля учебники. – Смотри, здесь мы закончили по физике…

Едва мы закончили с уроками, как вошла Ольга.

– А почему вы не целуетесь? – разочарованно спросила она. – Поцелуйтесь, а то расскажу маме!

– Что ты расскажешь? – спросил я.

– Что вы целовались!

– А если поцелуемся, не расскажешь?

– Не расскажу, честное слово!

– Ну раз ты так хочешь… – улыбнулась Люся, потянувшись ко мне. – Учти, только ради тебя! Попробуй потом рассказать родителям, сама же будешь виновата! А я не буду с тобой дружить.

На этот раз она долго не разрывала поцелуй, так, что у меня даже закружилась голова. У Люси, видимо, тоже.

– Счастливая! – с завистью сказала сестра. – Прям как в кино!

– Ладно, – сказала Люся, – ты играй с куклами или займись уроками, а нам нужно поговорить. Как всё прошло?

– Нормально прошло. Сыграл им и спел. Песня, как на заказ, патриотическая, о Белоруссии и слушать приятно. Плохо, что я ещё не довёл голос до нужной кондиции, хотя никогда не спою так, как пели «Песняры». Будет скоро такой популярный ансамбль. Думаю, меня из-за неё пригласят в Минск. Интересно, что эта Василиса обо мне состряпает. Материала она набрала много, даже взяла несколько моих фотографий.

– А фотографии ей зачем? – ревниво спросила Люся. – У меня, кстати, нет ни одной твоей.

– С ума сошла – к ней ревновать!

– Видела я, как ты прошёлся по ней взглядом! – сказала подруга. – Не хуже Семёныча, только тот ещё облизнулся. Не знаю, сколько ей лет, но на вид не дала бы больше шестнадцати. Только груди торчат, а так девчонка-девчонкой! А тебе из-за занятий спортом можно дать пятнадцать лет! Может, ты не видел, зато я заметила, как она на тебя посмотрела и вздохнула! Небось, будь у вас меньше разница в возрасте…

– При чём здесь это? Запомни, что все мужчины провожают взглядом красивых женщин! В нас это заложено природой. Но когда есть одна-единственная, эти игры в гляделки ничего не значат! Зачем кто-то, если есть ты?

– Хорошо сказал! – подтвердила Ольга, про которую мы забыли.

– Слушай, чудо! – сказал я ей. – Если Люся станет моей невестой, ты ведь тоже будешь родственницей. Скажем, сестрёнкой. Не против?

– Правда? – уточнила она. – Брат – это хорошо! У меня через месяц день рождения!

– Подарок за мной, – пообещал я. – И вообще, если что-то нужно, обращайся. Ладно, играй, а я пойду домой.

Я попрощался с родителями подруги и заторопился домой. Нога уже не болела, и нужно было навёрстывать упущенное.

На следующий день в школе всё было, как обычно, словно вчера никто не приезжал. Но Новиков всё же поговорил со мной, причём с самого утра, когда я переобулся в гардеробе и хотел рвануть к лестнице.

– Притормози, Геннадий! – сказал он, выйдя из учительской. – У меня к тебе разговор.

– По поводу вчерашнего, когда мы с Черзаровой стояли в коридоре? – спросил я. – Если только это, то таких прогулок больше не будет.

Он кивнул и ушёл, а я понёсся по лестнице, подгоняемый звонком.

Через несколько дней я заметил, что одноклассники изменили ко мне отношение. Со мной во всём соглашались, будто я взрослый и авторитетный человек. Класс отдалялся от меня, и я не знал, как это остановить. Когда я спросил об этом Сергея, он сказал:

– Ты вырос и живёшь своими делами. Тебе неинтересно играть в мяч или обсуждать девчонок, поэтому у нас нет ничего общего, кроме учёбы. Твоя известность это только усилила.

У Люси ухудшились отношения с девчонками. Многие из них откровенно завидовали. И дело было не только во мне. Если не хватает смелости что-то сделать или тебе это запретили, а кто-то рядом плюёт на запреты, как ты будешь к нему относиться? Уж точно не дружески. Даже с Леной уже не было прежней дружбы, хоть внешне это было мало заметно. Люся потянулась к моей сестре, которая испытывала к ней симпатию. Она стала задерживаться у нас и то время, когда я занимался делами, проводила с Таней. Прошло четыре дня, и в четверг почтальонша принесла телеграмму, в которой было отпечатано: «четвёртого приеду пробы будь свободен Валентин».

– Четвёртое – это завтра, – озабоченно сказала мама. – Придётся мне утром идти в вашу школу к директору.

– Я сам отпрошусь, – сказал я. – Утром сбегаю, заодно кое с кем повидаюсь. Валентин приедет позже.

Так и сделал. С утра выполнил свои занятия, кроме пробежки, которые были отложены до более тёплого времени, а потом раньше обычного появился в школе. Сначала подёргал ручку директорского кабинета, но она оказалась заперта. Пришлось идти в учительскую и показать телеграмму классной.

– Какие пробы? – не поняла она.

– Я сочинил песню, – объяснил я. – Теперь её хотят прослушать в Минске, а директора пока нет на месте. Давайте я оставлю телеграмму, а вы потом передадите ему. Ирина Михайловна, можно вас попросить?

– Смотря что.

– Я не хочу заходить в класс. Нужно будет объясняться и вообще… А Люся будет волноваться. Вы не передадите ей…

– Ну и ну! – насмешливо сказала она, беря у меня из рук записку. – Вот чего я никогда не делала, так это не передавала таких записок. Ладно, беги. Счастливо съездить.

Валентин приехал без двадцати одиннадцать с тем же шофёром. Времени, по его словам, было мало, поэтому они не стали задерживаться. Маму он отговорил от поездки:

– Зачем вам терять весь день? Да и не везде я смогу быстро вас провести. Придётся оформлять пропуск, а это время. Я взял вашего сына, я его вечером и верну, а обедом мы его накормим.

– Здравствуйте, Сергей Александрович! – поздоровался я с шофёром.

– Привет, Геннадий, – отозвался он. – Расстегни свою куртку, взопреешь.

«Волга», даже первая модель, – это вещь! Минут десять мы добирались до шоссе, а потом Сергей так разогнал машину, что вскоре показались окраины Минска. Я очень редко в него ездил, поэтому совершенно не знал, кроме нескольких приметных мест вроде площади Победы с её высоченным монументом. Я предполагал, что меня не сразу повезут на запись, и оказался прав. В первый раз выслушали в отделе пропаганды ЦК, где работал Валентин. Потом его начальник долго с кем-то созванивался, и меня куда-то повезли.

– Едем в филармонию, – объяснил Валентин. – Постарайся не выпендриваться, там этого не любят.

Выпендриваться пришлось. Слушали меня пять человек, все в возрасте. После прослушивания один из них сказал:

– Свежо и очень неплохо, но сыро, и у молодого человека нет голоса. Могу взять на доработку, а потом найдём исполнителя.