Я вспомнил свою первую армейскую командировку в немецкий Бад-Фаллингбостель, что в Нижней Саксонии. Мне было восемнадцать. У нас был мотопехотный батальон, поэтому, будучи пехотинцами, мы много времени проводили на учениях с участием армейских бронетранспортеров, колеся по Германии и вокруг нее, а будучи барабанщиками, мы немало времени проводили, играя на пивных фестивалях. Я был молод, наслаждался своей новой жизнью и заводил новых друзей, многие из которых по-прежнему остаются моими лучшими друзьями даже спустя тридцать пять лет. Это было во времена «холодной войны», и Германия служила нам игровой площадкой.

Но потом, сразу после возвращения на базу батальона в Германии, мы получили так называемый «североирландский пакет» – двухнедельный учебный курс подготовки к подавлению беспорядков и уличному патрулированию, готовивший нас к передислокации в Северную Ирландию. А затем нас передислоцировали. И это стало для нас шоком.

Начало 1980-х годов в Северной Ирландии было ужасным. Мы прилетели в Олдергроув, а через сорок восемь часов я уже находился в самой гуще событий – в бронированном «Лендровере», нарвавшемся на напалмовую бомбу в Андерсонстауне. Помню, как подумал тогда: «Какого черта я здесь делаю?» Первая четырехмесячная командировка в Белфаст сыграла для меня роль неприятного пробуждения. В составе отряда из четырех человек я патрулировал улицы, и все мы, парни из Лондона и с юго-востока Англии, понятия не имели о том, что происходит в Северной Ирландии, но старались делать все возможное, чтобы выполнить свой долг. Большинству из нас было всего по восемнадцать-девятнадцать лет, и в первую же вылазку у нас случилось около одиннадцати столкновений. Это было тяжело. Это было опасно. Мы там не пользовались особой популярностью, поскольку во время патрулирования разъезжали на «Свиньях» – классических старых армейских бронетранспортерах, искали самодельные взрывные устройства, обыскивали дома и вообще много шатались по округе и проверяли людей. Прозвучит глупо, но сложнее всего мне давалась проверка – необходимость просить людей предъявить документы. В конце концов мы были почти подростками, а приставали к людям с требованием подтвердить их личность. Понятно, что не все они тепло откликались на наши просьбы.

Несколько раз я был на волосок от смерти. Снайперы, пули, бомбы. Помню, как однажды утром завтракал в полицейском участке, и вдруг через стену к нам перелетела граната, а по столу прямо передо мной застучала шрапнель. Это было совсем не похоже на детские игры в солдатики на заднем дворе. Когда я женился, мне пришлось некоторое время прожить с женой в Северной Ирландии. Ей – двадцать один год, мне – двадцать два. Мы были сущими детьми, правда. Двое совсем юных англичан, вышедших из зоны комфорта, и, скажу честно, это было не самое удачное время, чтобы быть британским солдатом, живущим в Северной Ирландии за пределами военной базы. Нам приходилось терпеть угрозы, запугивания, новые бомбы. В конце концов, именно так работает терроризм. Мы просто пытались жить дальше.

Но случались и хорошие моменты. Однажды ко мне подошла маленькая девочка и сказала: «Эй, мистер, моя мама молится за вас каждую ночь». В другой раз, недалеко от Фоллс-Роуд, несколько маленьких старушек позвали нас на чашку чая и кусок пирога. Они были очень добры. Именно такие добрые поступки заставляют думать, что ты делаешь нечто стоящее, помогают осознать важность любого незначительного жеста и высказывания.

Служба в армии гарантирует нескучную жизнь, но я бы ни за что на свете не променял ее ни на что другое. В армии вы вместе трудитесь, вместе живете, вместе скорбите, вместе празднуете. Армия была моей семьей.

Поэтому я с таким чувством посмотрел на список имен у себя в руках и начал читать.

Сто лет назад на том самом месте, где я стоял и читал, собирался один из первых батальонов Добровольческой армии, люди сюда тянулись из Лондонского Сити, с улиц вокруг Тауэра. Всего за несколько дней 1600 молодых парней присоединились к тому, что впоследствии стало 10-м батальоном Королевских фузилеров, известным как Батальон фондовой биржи. Многие из них убиты на Западном фронте.

Читая, я думал обо всех тех, кто отдал свои жизни, чтобы мы могли наслаждаться свободой, которая у нас есть сегодня. Чтобы прочитать 180 имен и званий, требуется около часа. Но чтобы прочитать имена и звания всех 888 246 британских солдат, погибших в Первой мировой войне, потребовались бы недели.

* * *

«Они не состарятся, как стали мы старыми, Не тронет их время – ему неподвластны они. На солнца закате и утром туманным Их будем помнить мы!»  

Я прочел вслух поэму «Павшим» Лоуренса Биньона, и, когда зазвучал сигнал горна, используемый при отдаче воинских почестей на похоронах, с трудом сдержал слезы. «Вольно, солдат, твой долг исполнен». Я повернулся и пошел обратно через маки.

Вне всяких сомнений, это был один из тех моментов в жизни, которыми я особенно горжусь. Я был счастлив принять участие в таком поминовении.

И я рад, что мне довелось разделить его с Мерлиной.

В одно прекрасное солнечное утро, когда волонтеры по очереди расставляли маки по рву, Мерлина решила вылететь из Тауэра, чтобы выяснить, из-за чего вся эта суета.

– Крис, по-моему, Мерлину только что заметили за пределами Тауэра, возле билетной кассы, – передали мне по рации.

– Роджер, принято, сейчас посмотрю, – ответил я.

Мы часто получаем сообщения о наших воронах, замеченных за пределами Тауэра. Как правило, они поступают от сотрудников «Исторических королевских дворцов», замечающих птиц по пути на работу или в конце дня, и от обеспокоенных сознательных представителей общественности, которым известна легенда о падении королевства, если вороны когда-нибудь покинут Тауэр. К счастью, большинство сообщений представляют собой ложную тревогу: ворон оказывается вороной.

Но в данном случае все было правдой. Мерлина действительно покинула Тауэр. Ее заметил бдительный член общества. Обычно, когда она уходит с безопасной территории Тауэр-Грин – как правило, из-за угрозы со стороны более влиятельного ворона, – я нахожу ее сидящей на ограждении, тянущемся вдоль пристани Тауэра, где она наблюдает за снующими вверх-вниз по Темзе лодками. Пристань прежде использовалась по своему прямому назначению, для разгрузки предназначенных для Тауэра продуктов и боеприпасов, а также как причал для высокопоставленных сановников, гостей и тех несчастных, кого река приводила с суда в ратуше или Вестминстерском дворце прямо к Вратам изменников и далее, к тюремному заключению или казни. Теперь это лишь приятная пешеходная дорожка, вымощенная брусчаткой, и отличное место, чтобы выпить кофе и сфотографировать Тауэрский мост.

Мерлины на пристани не было. Она отправилась посмотреть маки инсталляции «Кровь, залившая земли и окрасившая моря». Я устремился к главному входу, мимо Средней башни и длинной очереди посетителей, предъявляющих билеты и показывающих содержимое своих сумок перед входом на территорию Тауэра. Я поднялся по пологому склону Тауэр-Хилл – тем самым путем, которым многие несчастные узники следовали от Тауэра до места публичной казни.