— Что вы, Клео? — Кто-то тронул ее за плечо. За последние десять дней она стала такой нервной, что даже вздрогнула. Она резко обернулась и с облегчением вздохнула, встретив изумленный взгляд Дон. — Мне показалось, это вы, — объяснила секретарша Джуда. — Хотя сначала я сомневалась. Вы так исхудали, что вас не узнать.

Отпустив этот сомнительный комплимент, Дон приготовилась болтать, не обращая внимания на озабоченных людей, которые, толкаясь, пробегали мимо, торопясь втиснуться в переполненные вагоны.

— Заработалась. — Клео изобразила ослепительную улыбку и пожала плечом, изображая беззаботность. — Вы же знаете, каково бывает — и не поешь вовремя. Кстати, — поспешно добавила она, меняя предмет разговора, — как Шейла справляется на моем прежнем месте?

Дон была неглупа, и Клео вовсе не хотела, чтобы кто-то догадался о ее семейном конфликте. Дон скорчила гримасу.

— Так себе. Сначала я ее терпеть не могла. Способная, но чертовски манерна. Такое впечатление, будто она ждала, что я буду вскакивать и приседать перед ней всякий раз, как она проходит мимо. — Дон коротко усмехнулась. — Только вчера мы кое-как начали ладить, и то лишь после того, как ваш благоверный довел ее до слез. Уж я-то знаю, каково ей было. Жаль, что вы ушли. При вас он хоть на человека похож был. А на прошлой неделе он и вовсе распоясался. Не хочу вас обидеть, но вел он себя просто по-хамски. Если и дальше так будет продолжаться, не знаю, как остальные, а я ухожу на другую работу. — На ее немолодом лице мелькнуло боязливое сомнение, не слишком ли много она себе позволила. — Никак не могу привыкнуть, что вы его жена, а не личный помощник. Простите за длинный язык, но вы сделаете доброе дело, если шепнете ему словечко.

— Постараюсь, — пообещала Клео.

Ей нравилась Дон, но она также знала, что сейчас с Джудом бесполезно о чем-либо разговаривать. Он скорее пройдет среди бела дня нагишом по центру Лондона. А ведь было время, когда он ценил ее ум, ее мнение, считал своим долгом к ней прислушиваться. Теперь же он совсем перестал ее уважать, она и сама себя не уважала. Душевные муки разрывали ей грудь. И, пока Дон не догадалась о ее беде, она стала торопливо прощаться:

— Мне пора, Дон. Извините, что убегаю так скоро, но я действительно опаздываю. Не вешайте нос, пускай себе лает, лишь бы не кусался. А будет забываться — осаживайте.

Дон безнадежно пожала плечами, и Клео поняла, что последовать этому совету не так-то просто. К тому же она не хотела, чтобы от Джуда сбежал весь персонал. Как бы он к ней ни относился, она беспокоилась за него, она по-прежнему его любила, хотя знала, что он никогда не ответит ей тем же.

Случай с Фентоном Джуд воспринял совершенно однозначно, и его упрямое нежелание вникнуть в суть дела убило всякую надежду, что их отношения наладятся. А тот мерзавец словно испарился с тех пор, как Джуд вышвырнул его из дома в Бау. Очевидно, он по-настоящему перепугался и не решался привести в исполнение свои угрозы.

Выходя из метро в Найтсбридже, Клео едва волочила ноги. Погода испортилась, черный шелковый костюм быстро вымок под моросящим дождем и висел мешком, хотя когда-то, до злополучного замужества, сидел как влитой.

Ей до того не хотелось возвращаться в бездушный комфорт роскошного дома в Белгравии, что она предпочла замерзнуть и вымокнуть и отправилась бродить по пустынным улицам. Мимо пронесся шикарный «седан», окатил ее грязью и умчался, сверкая в дождливом сумраке задними фарами. Никому она не нужна — словно опавший лист.

После тщетной попытки оттереть пятна грязи Клео поняла, что костюм безнадежно испорчен; эта досадная мелочь лишь раздразнила глубоко скрытый протест. Ее охватило чувство одиночества и смертельной тоски. Кузен ее ненавидит по какой-то непонятной причине, а для мужа она всего лишь доступное женское тело. Тело, которым можно попользоваться, а потом бросить.

Больше она этого не потерпит!

Клео выпрямилась и, ускорив шаг, решительно застучала высокими каблуками по мокрому тротуару. Она по-прежнему любила Джуда, но не желала из-за него чувствовать себя побежденной, убогой, никчемной, не желала отдавать свое тело на потребу его свирепой мести. А он нисколько ее не щадил. В постели он достигал самых глубин ее чувственности, о чем потом, при ярком утреннем свете, ей стыдно было вспоминать. Так или иначе, она хотела вновь обрести самоуважение.

Их близость стала жалкой пародией на то, что они оба испытывали в начале их брака. Она была по-прежнему глубокой и экстатически-захватывающей, но теперь он брал ее как свою собственность, убивая в ней гордость. Она ненавидела себя за то, что не могла не отвечать ему и отдавалась с безудержной неуправляемой страстью.

Все, с этим покончено. Если у их брака есть какая-то надежда на будущее, то и в этом случае он будет оставаться чисто формальным до тех пор, пока их разногласия не будут сняты, что весьма сомнительно. Она будет спать в комнате для гостей, а то и вообще пошлет все к черту и уедет, потому что такой брак, как у них, не стоит и ломаного гроша.

Высоко подняв голову, несмотря на пронизывающий холод, она взбежала по ступенькам к парадной двери и принялась рыться в сумочке. Но не успели ее озябшие пальцы нащупать ключ, как дверь широко распахнулась.

— Где тебя черти носят? — грубо выкрикнул Джуд.

Клео захлебнулась отвращением. Плотно сжав губы, она оттеснила его и вошла в дом. Пусть бесится, если хочет; он должен знать, что она вольна поступать по собственному усмотрению и не позволит ему обращаться с собой словно с половой тряпкой!

Она снова была прежней Клео. Боевой пыл, после десятидневного отсутствия, зажегся в ней с новой силой.

— Обсуждали с Люком перспективы «Фондов Слейдов», — резко ответила она. — Извини, мне нужно переодеться. Я насквозь промокла.

Она пошла было прочь, но он схватил ее и развернул к себе, впившись жесткими пальцами в хрупкие плечи.

— С Люком? — злобно переспросил он, сузив синие глаза. — А может, с Фентоном?

Клео утомленно вздохнула, стараясь взять себя в руки.

— С Люком, — ледяным тоном подчеркнула она, сдерживая яростную дрожь. Его пальцы еще сильнее сжали ей плечи. — А если ты мне не веришь…

— А почему я должен тебе верить? — перебил он ее. — Мне уже открылась правда, после которой все, что ты скажешь или сделаешь, обращается в низкую ложь! Если у тебя, как ты утверждаешь, была встреча с Люком, почему ты не вызвала Торнвуда подвезти тебя домой? Почему предпочла добираться пешком под дождем? — Он брезгливо отпустил ее, словно стоять так близко было ему противно. — Ты этого не сделала, опасаясь, как бы Торнвуд не узнал, где ты провела день, и не проболтался. Куда как разумнее вернуться домой будто мокрая крыса, да еще пытаться прошмыгнуть в дом тайком! А до того, что думаю об этом я, тебе дела нет? Или ты рассчитывала вернуться раньше меня?

— Прекрати! — тихо, но яростно сказала она. — Ты не в своем уме. — Она сунула ему размокший портфель и горько произнесла: — Здесь все мои заключения. Люк одобрил их, но только потому, что был убежден, будто это все твои идеи.