Решившись, он быстрым шагом прошел вдоль дома к будке таксофона. Снял трубку. С облегчением услышал протяжный гудок.

«А ведь самое разумное — убить меня», — вдруг подумал он.

Мысль была дикой лишь на первый взгляд. Он сам не раз принимал решения, от которых зависела жизнь людей. И каждый раз это было плодом беспристрастного анализа и рационального расчета. Поэтому сейчас о собственной смерти он подумал так же холодно и отчужденно, как и тот, кто отдал бы приказ о нем.

Гусев набрал номер и повернулся боком, чтобы видеть вход в кафе.

— Слушаю, — раздался в трубке мужской голос.

— Пора, — сказал Гусев.

— Понял, — после паузы ответил мужчина и повысил трубку.

Сигнал тревоги был принят, и оперативная группа Гусева с этой минуты ложилась на грунт. Личные контакты между ее членами прекращались, утром каждый своим маршрутом покинет район.

Гусев набрал следующий номер.

— Комендатура. Слушаю вас, — раздалось в трубке.

— Водонепроницаемый, — отчетливо произнес Гусев. Чтобы отсеивать случайные звонки, поступающие на городской телефон, военная комендатура использовала кодовое слово, ежедневно меняемое.

— Помощник дежурного лейтенант Челобанов. Представьтесь, пожалуйста. — Говоривший изменил тон, сообразив, что чужой код знать не может.

— С вами говорит генерал-лейтенант Гусев. Передайте трубку старшему по званию.

— Товарищ генерал, на месте пока я один. — В его голосе отчетливо послышалось замешательство. — Дежурный выехал с проверкой.

«Узнаю родную армию! — подумал Гусев. — Старший наверняка дрыхнет или телевизор смотрит».

— Челобанов, это звонок от Григория Ивановича. Вы поняли меня? Григорий Иванович.

Этот код никогда не менялся. Любой комендант любого военного объекта на территории страны и за рубежом сразу же должен был понять — звонок идет в интересах ГРУ Генштаба.

— Я нахожусь на Верхнеозерной улице, у кафе «Причал». Срочно машину с нарядом…

— Минуту. — Голос у лейтенанта дрогнул.

«Понабрали щеглов, — подумал Гусев, прислушиваясь к тишине в трубке. — Или за старшим убежал, или, что еще хуже, роется в каком-нибудь секретном блокноте. Паника, как будто я мировую войну объявил. А всего-то и надо дежурную машину и ВЧ-связь».

Из кафе вышел тот, кого Гусев называл Папой Карло. Стоял неподвижно, озираясь по сторонам. Ветер хлопал полами его куцего плаща.

Над городом поплыл долгий протяжный гудок: в порту какое-то судно просилось к причалу. Гусев невольно прислушался.

Гудок неожиданно отозвался в голове резкой нарастающей болью. Показалось, по затылку пробежала струйка злых муравьев. Защипали кожу, стали вгрызаться в мозг. Гусев закусил губу. Сердце тяжко ухнуло, и глаза залило красное марево. Сзади под лопатку вонзилась колющая боль.

Гусев резко развернулся. Сквозь марево, плескавшееся в глазах, совсем близко увидел лицо человека. Неестественно бледное, со страшно вытаращенными глазами. Гусев успел отметить, что глаза эти безжизненны и холодны, как стальные Шарики.

Рука сама собой рванулась к поясу, выдергивая из-под ремня пистолет…

Максимов поставил рюмку на стойку.

И в этот миг на улице бахнул выстрел.

«Пистолет, очень близко».

Карина тихо пискнула, испуганно вытаращила глаза.

Тетя Даша с грохотом вылетела из подсобки.

— Что?.. Кто?.. — Она хлопала ртом, как задыхающаяся рыба.

— Старика замочили, — прошептала Карина. Посетители повскакивали с мест. Их было всего человек десять, но шум они подняли невероятный. Все рванули к дверям.

«Идиоты непуганые, — поморщился Максимов. — Нормальные бегут от выстрелов, а наши — туда, где стреляют».

— Делаем ноги! — Карина спрыгнула с высокого табурета, потянула Максимова за руку.

Он пошел первым к дверям, другого выхода из кафе все равно не было.

На улице свидетели уже окружили место происшествия.

Максимов рассчитывал увидеть труп рядом с лестницей, но люди толпились немного дальше, у телефонной будки.

— Пульс, пульс пощупай! — настаивал кто-то.

— Не трогайте его, пусть милиция разбирается.

— Да иди ты…

Максимов через плечи любопытных рассмотрел человека, ничком лежащего на земле. Его как раз переворачивали, голова запрокинулась, на лицо упал свет фонаря. При падении он разбил лицо, правая щека блестела от сукровицы, но Максимов все равно узнал его.

«Гусев! Вот тебе и „личный контакт“… Хорошенькое начало», — отрешенно подумал он.

Из-под тела Гусева вывалилась придавленная правая рука, скрюченные пальцы разжались, и по асфальту звонко цокнул пистолет.

Все отпрянули.

Максимов последний раз, навсегда впечатывая в память, посмотрел на человека, лежащего на мокром асфальте. И отвернулся. В том, что Гусев мертв, он не сомневался. Трупов на своем веку перевидал немало.

Карина дернула его за рукав.

— Бежим, пока менты не приехали, — прошептала она.

Где-то совсем близко завыла милицейская сирена. Свидетели оживились, закрутили головами, пытаясь определить, откуда подъедет патрульная машина.

Карина цепко сжала пальцы Максимова, потянула в темноту между домами.

С веток вниз упали крупные капли, что-то живое заворочалось в кроне. Максимов посмотрел туда и встретил недобрый взгляд ворона. Черная птица, свесив набок голову, с интересом следила за происходящим внизу. Вдруг ворон коротко вскрикнул, рухнул вниз, с треском распластав крылья. Прошелся в пике прямо над головами людей и, оглушительно каркая, взмыл в темное небо.

Сквозь задраенный иллюминатор в каюту проник низкий протяжный гудок теплохода. Винер на секунду отвлекся, бросил взгляд на иллюминатор, за которым плескалась темная вода. Потом вновь стал следить за происходящим на освещенном участке каюты.

Прибор издавал мерное негромкое жужжание, напоминающее шум при работе компьютера. Да и по внешнему виду прибор ничем не отличался от обычного компьютера, та же серая коробка корпуса с окошками дисководов на передней панели, монитор, на котором сейчас плясали цветные параболы частот, и клавиатура. На самом деле прибор был последней моделью генератора торсионного поля[19]— гордостью секретной лаборатории корпорации «Магнус».