На втором месяце беременности, когда живот Стеллы стал подозрительно большим для своего срока, мы преждевременно явились к своему доктору, который и сообщил нам о том, что у нас ожидается тройня. Наш шок умножился на три. Это нельзя было назвать неожиданностью – это было чем-то сверх. Но не смотря на то, что мы ни морально, ни материально не были готовы к появлению плюс хотя бы одного ребенка, не то что трёх, мы даже не задумывались о прерывании “экстремальной” беременности. Мы все – я, Стелла, Амелия и даже Генри – готовились к рождению ещё одного малыша, но никто из нас так и не смог подготовиться к появлению сразу трёх младенцев!

Хьюи, Миша и Таша родились ровно на седьмом месяце, без операционного вмешательства, с рекордным для тройняшек весом в два килограмма триста граммов каждый. Энтони на тот момент было шесть лет, Пени четыре, а Джереми два года и один месяц, если я ничего не путаю.

Рождение тройняшек предвещало наступление хаоса, но нас вовремя выручили близкие люди. На первый год после рождения тройни Генри взял на себя Энтони. Мы жили по соседству, поэтому я не переживал относительно того, что Энтони ночует у моего брата, и хотя он плохо ладил с Ширли, благодаря Генри за следующий год он заметно подтянул свою учебу. Пени и Джереми взяли на себя Пандора, Белла и Майя. Они забрали детей к себе в Лондон, привозя их к нам один раз в месяц на пару дней. Мы безумно по ним скучали, я вообще на стену лез без своей Пени, но мы все прекрасно осознавали, что так будет лучше для всех, особенно для психологического здоровья Стеллы.

Последовавший за рождением тройняшек год стал для нас самым сложным периодом в нашем родительстве. Финансово нам стало заметно сложнее, но в этом плане нам сильно помогал Генри, без которого мы тогда бы точно не смогли свести концы с концами. В то время Стелла буквально засыпала на ходу, а мы с Амелией изо всех сил пытались демонстрировать ей, что у нас всё под контролем, чтобы максимально поддерживать её бойцовский дух. И однажды тот тяжёлый год закончился. Стелла постепенно пришла в себя и вновь стала самой спортивной молодой мамочкой во всём городе, упорным ежедневным трудом добившись лучшей фигуры, чем у тех женщин, которые родили всего одного-двух детей. На момент рождения тройняшек мне было всего двадцать девять, а Стелле тридцать один, и мы никак не могли поверить в то, что в столь раннем возрасте стали не просто многодетными родителями, а самыми многодетными родителями во всём городе. Родителями сразу шести детей… Радость, граничащая с безумством.

На первый день рождения Хьюи, Миши и Таши Стелла попросила Пандору вернуть из Лондона Пени с Джереми, а Генри привёл Энтони. Когда мы все вновь начали жить под одной крышей, вот тогда-то и начался самый настоящий хаос, но к тому моменту я, Стелла и Амелия уже были психологически подкованы, да и Генри всегда был на подхвате. Мы определённо справлялись, и с взрослением детей у нас получалось всё лучше и лучше. С такой идеальной женщиной, женой и матерью как Стелла, просто не могло быть иначе. Она раньше всех начинала свой день, двадцать четыре часа в сутки пылала неиссякаемой энергией, знала ответы на все вопросы и всегда – всегда! – умела слушать.

Смотря в её васильковые глаза я тонул в океане любви, не веря своему счастью…

Благодаря невероятной красоте Стеллы, наши дети получились очень красивыми. Особенно красивыми были тройняшки, которых я по праву и с усмешкой на губах мог считать “жемчужиной нашей коллекции”. Я достаточно быстро понял, что не смотря на их идентичность между собой, их всё же легко отличить друг от друга. Хьюи, само собой, выделялся на фоне своих сестёр, но различие Миши с Ташей бросалось в глаза не сразу. Таша, в отличие от своей старшей сестры, была на один процент более стойкой, на один процент более усердной, на один процент более внимательной и на два процента более бойкой. Никто из детей, даже Миша, не был точной копией Стеллы. Однако её копией в соотношении 99% неожиданно стала именно Таша. Один в один – только цвет глаз не васильковый, а мой, изумрудный.

В итоге после гибели Стеллы, эта литая схожесть Таши с её матерью превратилась для меня из наслаждения в непростительную и неисправимую безысходность, с которой я так и не смог совладать. От одного только взгляда на свою Стеллу, ещё совсем молодую и такую живую, моё сердце сжималось и трещало по швам. Стелла была в каждом движении Таши, не Миши, в каждом её поступке и каждом взгляде. Я не смог этого вынести. Не смог вынести того, что перед моими глазами стояла реинкарнация Стеллы, ничего не помнящая о нас: ни нашей первой встречи, ни нашего первого свидания, ни нашего первого поцелуя, ни нашей свадьбы, ни рождения нашей первой дочери. Она смотрела на меня своими новыми, изумрудными вместо васильковых глазами, и ничего не помнила. Теперь её звали Таша и она была в роли моей дочери, и свою роль она исполняла, как и всегда, гораздо лучше, чем я свою… Откровенно говоря, с ролью её отца я так и не справился. Я был замечательным мужем для Стеллы, но для Таши я не смог стать даже хоть каким-нибудь отцом. Только после смерти Стеллы я понял, что был рождён и существовал для одной-единственной роли, и эта роль была не ролью отца – это была роль мужа. С уходом Стеллы я лишился своего амплуа. Лишился детей. Лишился себя.

Смотря на Ташу, я часто ловлю себя на мысли о том, как она может не помнить того, как я впервые подарил ей цветы, и лишь спустя мгновение осознаю, что передо мной вовсе не та Стелла. Такого ощущения у меня никогда не возникало с Мишей. Просто, наверное, Миша хотя и была Её копией, всё же она была неточной, в отличие от Таши, в точности скопировавшей свою мать. Это слишком сложно, чтобы объяснить, и слишком больно, чтобы позволить понять.

…Тройняшки…

Пока Хьюи увлекался конструктором, сидя в самом дальнем углу дома, только чтобы его лишний раз не трогали, красота девочек доводила окружающих людей до безумства. Едва ли не каждый прохожий таял от их детских кудряшек, огромных зелёных глаз и нестерпимо милых улыбок с ямочками на щёчках. Год за годом они выигрывали все конкурсы красоты, на которые их снаряжала Амелия, пока Таша в семилетнем возрасте не запротестовала, наотрез отказавшись участвовать в мероприятиях, на которых будет оцениваться её внешность, а не внутренний мир или хотя бы умственные способности. К тому моменту я уже знал, что в ней говорит дух Стеллы. Миша же на протяжении ещё двух лет поддавалась уговорам Амелии принимать участие в конкурсах подобного рода, что вызывало у Таши искреннее негодование относительно подобного решения сестры. Кажется уже тогда она осознавала, что всю оставшуюся жизнь ей придётся делить с сестрой одну внешность на двоих, но характер она делить с ней явно не собиралась. Миша не задумываясь сделала ставку на красоту, Таша же сразу поставила на характер. В итоге именно ставка Таши не прогорела. Красота же подвела каждую из них и сделала это с особой жестокостью. Мишу она убивала извне, Ташу – изнутри. Первая принимала внимание мужчин за чистую монету и оттого испарялась, вторая же так жестоко никогда не обманывалась и оттого быстро оледенела. Одна существовала мгновением, вторая не существовала вовсе. Миша своим примером доказала, что их с Ташей красота неизменна не смотря ни на что. Вместе же они доказали, что красота не является гарантом счастья.