— Ну, что до ваших профессоров...— неторопливо начал канцлер, но ему не суждено было докончить фразу.

— Говоря о профессорах,— произнес у плеча канцлера негромкий приятный голос,— вы, англичане, могли бы многому научиться у Германии! Но вам мешает гордость.

Оглянувшись, епископ увидел, что гнусный сын Стэнхоупа настиг его и здесь. Настоятель уставился на Берти, как на адское видение, а с ним два-три пребендария и все младшие каноники. Архидьякон рассмеялся.

— Немецкие профессора весьма ученые люди...— сказал мистер Хардинг.

— Немецкие профессора! — простонал канцлер так, словно он получил нервное потрясение, исцелить которое могла лишь неделя пребывания в Оксфорде.

— Да,— продолжал Этельберт, не понимая, чем немецкие профессора заслужили такое презрение оксфордских мудрецов.— Конечно, в Оксфорде легче прославиться. В Германии профессора учат, а в Оксфорде они только делают вид, да и то, кажется, не всегда. Эти ваши университеты наделают вам хлопот, если вы не снизойдете поучиться у Германии.

Ответить на это было нечего. Почтенные шестидесятилетние священнослужители не обсуждают подобных вопросов с молодыми людьми в таких костюмах и с такими бородами.

— У вас в Пламстеде хорошая вода, господин архидьякон? — спросил епископ, чтобы переменить разговор.

— Недурная,— ответил доктор Грантли.

— Но хуже его вина, милорд,— сказал остроумный младший каноник.

— Ха-ха-ха!— засмеялся епископ.— Хороший погреб — отличная вещь.

— Ваши немецкие профессора, сэр, кажется, предпочитают пиво? — сказал тощий пребендарий, склонный к сарказму.

— Не то и не другое,— ответил Берти.— Чем, возможно, и объясняется их превосходство. Иудейские же профессора...

Это было уж слишком: архидьякон вышел в одну дверь, канцлер в другую, прочие последовали за ними, и епископ остался лицом к лицу с молодым реформатором.

— Я сам как-то был иудеем,— начал Берти.

Епископ не собирался терпеть еще одного допроса, а Палестина его и вовсе не манила: поэтому он вновь вспомнил неотложнейшее дело и покинул Этельберта в обществе настоятеля. Но тот не остался от этого в проигрыше, ибо Берти весьма правдиво поведал ему свои злоключения в Святой Земле.

—Мистер Хардинг, — сказал епископ, догоняя бывшего смотрителя.— Я хотел поговорить с вами о богадельне. Вы, разумеется, знаете, что туда должен быть назначен смотритель.

Сердце мистера Хардинга забилось сильнее, и он ответил, что слышал об этом.

— Разумеется,— продолжал епископ,— есть только один человек, которого я хотел бы видеть там. Не знаю, как вы на это смотрите, мистер Хардинг...

— Все очень просто, милорд: я приму этот пост, если мне его предложат, и обойдусь без него, если назначат другого.

Епископ изъявил полнейшее удовольствие. Мистер Хардинг может не сомневаться, что никого другого туда не назначат. Но, как мистеру Хардингу, наверное, известно, обязанности смотрителя кое в чем меняются. Не согласится ли он обсудить подробности с мистером Слоупом? Мистер Слоуп тщательно изучил вопрос.

Мистер Хардинг, сам не зная почему, почувствовал тревогу и досаду. Что может ему сделать мистер Слоуп? Он же знал, что перемены будут. Кто-то должен объяснить их новому смотрителю, и капеллан епископа — вполне подходящее для этого лицо. Но, как он ни убеждал себя, у него по-прежнему было тяжело на сердце.

Тем временем мистер Слоуп занял место, которое епископ освободил на кушетке синьоры, и беседовал с ней, пока не настало время заняться ужином. Миссис Прауди наблюдала это без всякого удовольствия. Эта женщина смеялась над ее бедой, и мистер Слоуп слышал ее смех! Пронырливая итальянка, не то замужняя, не то бог знает что! Наглая ломака и кривляка, мерзко разубранная бархатом и жемчугом — бархатом и жемчугом, которых не сорвали с ее спины! А главное, разве она не считает себя красивей своих ближних? Было бы неверно думать, что в миссис Прауди говорила ревность. Любовь мистера Слоупа не была ей нужна. Но ей нужны были его духовные и светские услуги, и она не желала уступать их такой твари, как синьора Нерони. К тому же она считала, что мистер Слоуп был обязан возненавидеть синьору, а, судя по всему, он ее отнюдь не возненавидел.

— Мистер Слоуп! — подплывая к ним, сказала она весьма недвусмысленным тоном.— Вы же здесь не в гостях. Будьте добры, проводите миссис Грантли в столовую.

Миссис Грантли услышала ее слова, и миссис Прауди еще не договорила, как намеченная жертва взяла под руку одного из пламстедских младших священников и ускользнула. Что сказал бы архидьякон, увидев ее на лестнице с мистером Слоупом?!

Мистер Слоуп тоже услышал приказ миссис Прауди, но не поспешил его выполнить. Время, когда он ей беспрекословно повиновался, подходило к концу. Он пока не хотел с ней ссориться и вообще предпочел бы избежать ссоры. Но он был намерен стать хозяином в этом дворце, а поскольку она хотела того же, война между ними была вполне вероятна.

Прежде чем покинуть синьору, он велел поставить возле кушетки столик — не разрешит ли она что-нибудь ей принести? Ах, ей все равно! Ничего... что угодно. Вот теперь она чувствует всю глубину своего несчастья — теперь, когда остается одна. Ну, кусочек цыпленка, кусочек ветчины и бокал шампанского.

Мистер Слоуп, краснея за своего патрона, вынужден был объяснить, что шампанского нет.

Ничего, она выпьет хересу. И мистер Слоуп повел в столовую мисс Трефойл. Не скажет ли она ему, спросил он, равны ли папоротники Барсетшира папоротникам Камберленда? Он обожает папоротники — но мисс Трефойл еще не успела открыть рта, как он покинул ее, зажатую между дверью и буфетом. Она выбралась оттуда только через пятьдесят минут — и голодная.

— Не покидайте нас, мистер Слоуп,— сказала бдительная хозяйка дома, заметив, что ее раб пробирается через толпу к двери с запасами провианта на высоко поднятом подносе.

Мистер Слоуп объяснил, что синьора Нерони ждет ужина.

— Пусть ужин отнесет ей брат, мистер Слоуп,— громогласно объявила миссис Прауди. — При чем тут вы? Прошу вас, мистер Слоуп! Мистер Стэнхоуп, конечно, позаботится о сестре.

Этельберт в дальнем углу столовой весьма приятно проводил время, ухаживая за младшей дочерью миссис Прауди.

— Я не смог бы выбраться отсюда, даже если бы Маделина умирала с голоду,— откликнулся он.— А летать я не умею.

Гнев миссис Прауди вспыхнул еще жарче, когда она увидела, что и ее дочь перешла на сторону врага, а когда наперекор ее возражениям, открыто нарушая ее прямой приказ, мистер Слоуп ушел в залу, чаша ее возмущения переполнилась.

— Что за манеры! Я этого не допущу! — пробормотала она и, в негодовании проложив себе путь через толпу гостей, последовала за мистером Слоупом.

В зале не было никого, кроме грешной пары. Синьора уютно ужинала, а мистер Слоуп наклонялся над ней, оказывая ей нужную помощь. Они беседовали о школах дня субботнего, и синьора как раз сказала, что сама она не может прийти к детям, но учить их — ее заветная мечта. Нельзя ли прислать их к ней?