Похуй. Пусть стреляют. Он успеет добраться до уёбка и разодрать ему пасть до ушей.

— Твоя девка сама пришла в мои объятия, Архан. Добровольно легла под меня, когда узнала, что мы враги. Просила освободить её от тебя. Прикинь, Монгол? Она готова была дать мне, чтобы больше не увидеть тебя, — Шатун оскалился в мерзкой улыбке. — Хочешь, покажу, как сношал твою тёлку? Вот так! Я дрючил её во всех позах! И знаешь, Архан, пиздёнка у неё что надо! Вкус у тебя отменный!

С диким, оглушающим рыком Монгол бросился на Тимура, а тот снял пистолет с предохранителя, навёл ствол на Архана, уперев дуло прямо в его лоб.

— Давай, мразь! Стреляй, ебучее ссыкло! Иначе, я тебя грохну так, как грохнул твоего брата! Хочешь, покажу, как я это сделал? Я вывернул его грудную клетку наружу! Разделал твоего брата, как свинью!

Стиснув зубы, Шатун взвёл курок, и в тот же момент его рука со стволом упала на землю, а сам он согнулся и заорал от боли, схватившись за окровавленное запястье.

Самир. Он всегда ловко орудовал холодным оружием. Взглянув на друга в неизменно белоснежном пиджаке, кивнул.

Неизвестно, кто выстрелил первым, но вскоре поле превратилось в мясорубку, а Монгол двинулся на Шатуна. Пуля прошила всё тот же бок, за ней ещё одна, отчего упал на колени, стиснул зубы от боли. А когда смог подняться, Тимур уже залезал в машину.

— Стой, сука! Стой, шакал трусливый! — взревел, бросился за ним, но кто-то появился впереди, преградил путь.

— Всё, Ар! Уходим! Мои парни ранены! Пока отдохнуть нужно!

Красная пелена застилала глаза, и Архан не видел ничего, кроме лица Варвара, что держал его за плечи.

— Я обещаю, мы вернёмся за ним. Обещаю, брат! — прислонившись лбом к его лбу, глаза в глаза. — Я клянусь, что его труп будет жрать вороньё на свалке! Мы поймаем его, но не сейчас! Остынь, брат!

Монгол слышал слова Марата, но они не доходили до сознания. Один сплошной комок нервов и бешенства, и лишь открывшаяся рана ещё удерживала его в человеческом обличии. Боль не давала переступить ту грань, когда даже другу мог бы шею свернуть. Ещё держался.

— У тебя кровь хлещет. Поехали, нужно подлечить и тебя, и парней. Давай, Ар, соберись. Думай о своей девчонке.

Упоминание об Алине подействовало мгновенно, и Монгол огляделся по сторонам. Ну и ад тут разверзся. Даже не радует тот факт, что почти все люди Шатуна полегли. Сам ублюдок сбежал.

— Собираемся! Раненых по тачкам!



Холодно и страшно. Наверное, я снова в том сыром подвале, в окружении мразей, что хотели меня замучить окончательно. А, может, уже замучили?

Поэтому так погано? Будто из меня жизнь вынули… Погасили последнюю искорку. Утопили в боли. Пить хотелось, аж в горле пекло. И тошнило. А ещё ломило всё тело, словно по мне проехался огромный танк и размолол все кости, не оставив ни единой целой.

Меня стошнило. Прямо на постель. Судя по мягкости, я лежала именно на постели. Значит ли это, что ад не закончился, и меня снова изнасилуют? Или снова будут поливать из шланга, чтобы отмыть от блевотины?

— Что с ней? — послышался незнакомый голос, и я почувствовала, как меня поднимают, прикладывают к губам что-то холодное.

— Ломка начинается. Я предупреждал вас, Аслан Шамилевич. Сейчас сделаю укол, но это поможет ненадолго, — заговорил кто-то ещё, а у моего уха прозвучал тихий женский голос.

— Давай, глотни воды. Тебе нужно пить, — женщина говорила с акцентом, но очень нежно и мягко, а я засомневалась, что мой разум меня не дурачит. Похоже, всё-таки тронулась. Ну конечно. Что делать женщине в этом аду? А, может, она такая же пленница?

И кто такой этот Аслан Шамилевич? Один из ублюдков? Впрочем, какая разница… Я так сильно хотела пить, что выпила всё, что мне дали. Жаль, совсем немного. У воды был странный привкус. Какой-то лекарственный. Но и на это тоже плевать. Раз я ещё жива, значит, был ещё шанс. Хотя бы мизерный.

Меня взяли за руку, и вену обожгло чем-то сродни кислоты. Никогда не думала, что укол может быть таким болезненным.

— Приберись здесь, Фатима! — последовал строгий приказ, и раздались тяжёлые шаги. — Идём, выйдем, — кто там, кого и куда звал, я не понимала. Я вообще мало что соображала.

С трудом нашла в себе силы разлепить веки и застонала от режущей боли в глазах. Казалось, яркий свет проникает прямо в мозг и испепеляет его огнём.

— Не шевелись. Я уберу всё. Спи, девочка.

Разум меня не подвёл. Здесь действительно была женщина. Только разглядеть я её не смогла. Лишь очертания. Пышная фигура, крупная. И платок на голове. А лицо расплывалось, и я снова зажмурилась.

— Помогите…

— Тише. Не говори. Не трать силы. Тебе они ещё пригодятся, — она кантовала меня по кровати, видимо, вытаскивала простынь. Потом заменила её чистой, приятно пахнущей. Что-то надела на меня.

— Холодно… Пожалуйста… — сама не знаю, о чём просила её, но женщина всё поняла и через пару секунд укрыла чем-то мягким и тёплым.

— Поспи. Я скоро приду, накормлю тебя.

Дверь хлопнула, и я осталась одна. Кажется. Нашла в себе силы снова открыть слезящиеся глаза и огляделась. Вроде никого.

Нужно спасаться. Кто знает, будет ли ещё шанс. А силы были на исходе. Меня зверски колотило, так, что стучали зубы, и скрючивало от холода пальцы. Ноги сводило болезненными судорогами, но я упрямо ползла к краю большой кровати. Адские судороги скручивали, ломали, а я пыталась вспомнить песенку. Ту самую песенку, которую мы учили с сестрой. Не вышло. Туман, что застилал взор и разум, скрывал от меня самое нужное.

С грохотом свалилась с кровати и взвыла от острой боли, пронзающей всё тело. Горло сжало спазмом, будто чьей-то железной рукой, но я перевернулась на живот и поползла, цепляясь руками за длинный ворс ковра и отталкиваясь ногами. Слишком медленно, слишком тяжело. Какой-то невидимый груз прибивал меня к полу, и каждое последующее движение давалось всё труднее.

Но я доползла до двери. Благо, она была белой и очень хорошо выделялась на фоне темных стен.

Толкнув дверь рукой, выбралась в коридор и, прикусив нижнюю губу до крови, поползла дальше. Плевать куда. Лишь бы подальше. Лишь бы поскорее. Пока они снова не пришли за мной.

Услышав приближающиеся голоса, запаниковала и, немного приподнявшись, начала шарить по стене, ища спасительную дверь. Голоса стихли, но я чётко слышала шаги, что неумолимо приближались.

— Зачем ты встала, девочка? Ты никуда не пойдёшь, — дальше мужчина заговорил на незнакомом мне языке, и чьи-то руки подхватили меня, подняли вверх. — Мой сын привёл тебя в этот дом, а значит, только он и может увести. Ты побудешь здесь. Ты устала, нужно отдохнуть. Отведите её в комнату. И осторожнее. Не причините боли.