– Благодарю сердечно. Сейчас принесу ваш чай. Ромашка и шиповник, мисс, мигом поправят эту простуду.

– А знаешь… э-э… прости, – запнулась Кади, медленно приходя в себя. – Я такая глупая, даже не проверила дверь.

– О, – нахмурилась Эйнзли. – Так что, пойдешь?

– Да, иду, сейчас. Прости.

Она тронула дверь, та легко открылась. Кади беспомощно рассмеялась и скользнула в уборную.

Запершись, она уперлась ладонями в раковину и с жадностью хватанула воздух. «Дело плохо, плохо, плохо», – сказала Кади себе. Эти голоса не собираются уходить, они являются все чаще, и теперь они что-то от нее хотят. Она слетает с катушек. Кади подняла взгляд на свое отражение в зеркале, пытаясь увидеть нормальную, здоровую девочку, которой когда-то была.

Кади уже пять минут кружила по читальному залу Гинзберга в поисках достаточно удаленного от всех места. Она добыла книгу, за которой пришла, и сунула ее поглубже в сумку, а теперь нуждалась в укромном уголке, чтобы ее прочитать. Современное пространство для занятий, оформленное в умиротворяющих бежевых и светло-зеленых тонах, было забито прилежными студентами, но никто не обращал на нее внимания. Их взгляды были прикованы к экранам ноутбуков, в ушах торчали наушники, никого не заботило, что там Кади читала. Да, такой предмет изучения легко выдать за научный интерес вместо личного. Любой студент психологии мог взять книгу о патопсихологических явлениях, сами они-то не сумасшедшие.

В отличие от нее.

Кади решила довольствоваться столом, за которым сидел только один человек. Стол был оснащен двумя лампами в центре, так что ей пришлось сесть напротив своего случайного соседа, темноволосого парня в модных очках, но их с Кади, по крайней мере, разделял экран его ноутбука и стопка книг по экономике. Кади вытащила «Истоки шизофрении» с удручающим подзаголовком «Составляющие безумия». До недавних пор Кади казалось, что она знала о шизофрении все необходимое. Общие черты болезни и ужасы, ее семья все их пережила. Однако Эрик получил диагноз спустя год, а то и больше. Сперва ему говорили, что это депрессия, потом – биполярное расстройство, какое-то время мать считала, что психоз вызывают именно антидепрессанты, но в конце концов все сошлись на шизофрении – все, кроме Эрика, но что он там понимал? Он был всего лишь пациентом.

Кади теперь осознала, что она знала лишь слова, которые говорили другие люди, ярлыки для ее брата, которые обсуждали и оттачивали, но никогда не подтверждали. Кади ничего не знала о его опыте во время болезни, она боялась спрашивать. А теперь больше не может позволить себе роскошь отрицания. Кади быстро бросила искать в Сети – слишком просто скатиться в паранойю и ипохондрию. Она предположила, что книга с ее обнадеживающей тяжестью в руках и сдержанной экспертной оценкой сумеет утешить куда вероятнее. Стоило глянуть на обложку, как сердце тяжело забилось в груди.

Кади перелистнула на вторую главу, которая называлась «Диагностирование шизофрении». И лихорадочно пробежала глазами первый абзац:

Кади переметнулась на строки ниже, где перечислялись критерии для диагностирования шизофрении:

Кади остановилась. Она уже сделала слишком много мысленных пометок около подпунктов списка А. Во-первых, у нее случались слуховые галлюцинации, хотя неделю они не продлились – пока что. Во-вторых, ей не приходило на ум, что говорившие с ней мертвы, однако они и правда не выражались как ее современники, да и та старая музыка… и они ее не контролировали – пока что, – хотя этим утром голос женщины просил ее что-то прочитать… Просьба о помощи считается контролированием? В-третьих, голоса никак не были связаны с ее настроением и появлялись без предупреждения, и они действительно комментировали ее поведение и мысли.

«Но что, если они правы? – задумалась Кади. – Песнь пятая в «Аду» Данте, Тедди и опасность… Ты не можешь такое выдумать, если не знаешь наверняка». И какое объяснение тогда остается?

«Сбавь обороты, – сказала она себе, – не спеши с выводами».

Сумасшедшие же не знают, что они таковые, верно? Кади подумала, что раз уж она сомневается, то все не так плохо, а потом прочитала:

«Эрик был гением, – размышляла Кади, – но я-то нет».

Эрик был необыкновенным, не по годам развитым ребенком; Кади никогда так не выделялась. Их родители проверили ай-кью Эрика еще в раннем возрасте, и он набрал необычайно высокий балл. Когда Кади спросила, почему ее не тестировали, мать ответила, что им нет нужды соревноваться, что Кади всегда воспринимала как попытку не задеть ее чувства, когда выяснится, что она, само собой, не оправдает ожиданий.

Ошибались ли они? Кади с легкостью преуспевала во всех предметах, особенно гуманитарных, и только у нее был абсолютный слух. Она не разделяла склонность Эрика к математике и наукам, однако они никогда не вызывали у нее трудностей. Вступительные Эрик сдал на «отлично», Кади наступала ему на пятки, хотя приписывала свой успех не гениальности, а выучке. Если выдающийся ай-кью привел Эрика к болезни, насколько до нее Кади?

Она перешла к пятой главе, «Исследования вопросов семьи», и принялась просматривать страницы. Кади прочитала, что братья и сестры, а также родители и дети, считаются для больного шизофренией родственниками первой ступени. Звучало уже плохо. Надпись под диаграммой гласила: «Рис. 7 представляет собой общие средние риски развития шизофрении; существует высокая степень корреляции между риском и генетическим родством». Кади окинула внимательным взглядом мини-панораму столбиков разной высоты: тот, что был обозначен «братья/сестры», был одним из самых высоких – девять процентов риска развития шизофрении в течение жизни. Выше только у близнецов и детей двух страдающих шизофренией родителей.