После короткого обмена приветствиями, офицер обосновывается за своей пишущей машинкой; он весь погружен в правила орфографии, к которой он питает несомненное уважение; он описывает события, уточняя детали, время… Он исчезает на несколько минут, чтобы посоветоваться со своим коллегой. Я подписываю протокол: в нем я значусь, как свидетель «шумной сцены, нарушившей общественный порядок». Не было никакого насилия. Я не собираюсь предъявлять претензий, никаких жалоб. Я жду в коридоре, пока офицер ведет переговоры со своим начальством. Они выходят вместе и открывают зарешеченную дверь в глубине здания. Я вижу белую трость Рафаэля, она движется вправо, влево, обозначая стены вестибюля.

Я окликаю его по имени. Он опускает палку, открывает объятия и прижимает меня к плащу. Из-под его черных очков капают слезы. Он шепчет мне на ухо:

— Сара, пожалуйста, прости меня. Рядом со мной ходит несчастье. Сара, попробуй мне помочь, попробуй еще раз.

К воротам комиссариата подъезжает полицейский фургон, из его чрева вываливается разношерстная толпа: мужчины и женщины, опустившиеся до последней стадии нищеты, — лица в синяках, покалеченные и разбитые конечности, грязные, убогие лохмотья… Внезапно (ежедневный ритуал или особый торжественный случай?) начинают звучать колокола церкви Сен-Сюльпис, их звон несется над улицей. Рафаэль берет меня за руку. Может быть, я все-таки обрела свое счастье?