Чувствуя себя глубоко, до слез на глазах, оскорбленной (хотя начальство не сказало ни единого по-настоящему обидного слова), Амалия откланялась и удалилась. А Волынский после ее ухода выдвинул ящик стола, открыл особую книжечку, в которую вписывал имена агентов на сокращение, и мелким, аккуратным почерком занес туда ее имя.

– Навязали мне бог весть кого… – Ничего, недолго вам осталось казенные-то деньги проедать… – сокрушенно молвил он, качая седой головой. – Сэкономленные казенные деньги его высокопревосходительство рассчитывал втихаря приписать к своему, и так не маленькому, жалованью.

Если бы Волынский знал, что Амалия думала о нем, покидая кабинет, то, вне всяких сомнений, уволил бы барышню Тамарину сей же час, не дожидаясь удобного момента. Потому что она сочла, что ее начальник – обыкновенный старый осел, которого не волнует ничего, кроме его собственного спокойствия. Амалия была нетерпима к дуракам, какое бы место те ни занимали и сколько бы им ни было лет; а потому решила, что обойдется и без него.

Но что она могла сделать, к кому пойти, чтобы передать увиденное дядюшкой и понять, представляют ли эти сведения хоть какую-нибудь ценность? Ведь, в конце концов, Казимиру вполне могли померещиться и блондинка с платком, и загадочная карета. Или же, размышляя над случившимся, он невольно придал значение тем фактам, которые вовсе того не заслуживали. Мало ли какая карета могла стоять на Екатерининском канале, ожидая, к примеру, седока…

– Сударыня! – подбежал к ней мальчишка, торгующий газетами. – Купите газету! Душераздирательные подробности цареубийства! День 1 марта навсегда войдет в историю! Купите, не пожалеете!

Амалия решительно покачала головой, и бойкий торговец историей тотчас же переключился на другого прохожего.

– Господин офицер! Душераздирательные подробности цареубийства! Манифест нового императора!

Амалия бросила рассеянный взгляд на «господина офицера», вокруг которого вьюном вертелся мальчишка с пачкой газет под мышкой, и тотчас же узнала вчерашнего раненого, чье имя она так и не успела выяснить.

Больше всего Александра поразило, когда он вышел сегодня на улицу, что там ничего не изменилось. Жизнь продолжалась своим чередом: швейцары по-прежнему с поклонами открывали двери особняков, проносились по проспекту элегантные экипажи, куда-то спешили хорошенькие женщины. Словом, все было в точности как всегда. Разве что мальчишек, продающих газеты, было раза в два больше, и на их мордочках застыло счастливое сознание того, что сегодня они продадут куда больше газет, чем обычно, а значит, их собственная выручка окажется гораздо выше. И молодому барону было невыносимо ощущать это равнодушие вселенной – сейчас.

– Купите газету, господин офицер! – надрывался мальчишка. – Только у нас! Признания террориста!

– Что, он уже начал давать показания? – буркнул Александр.

– Конечно, сударь! – заверил мальчишка, глядя на офицера честнейшими глазами.

Амалия покосилась на заголовок газеты и вспомнила, что уже видела ее сегодня утром.

– Неправда, – не удержалась она. – Тот, кого задержали, ничего не сказал.

Александр, который уже сунул руку в карман за мелочью, остановился и с удивлением поглядел на нее. Мальчишка фыркнул, надув губы, и тотчас же умчался вприпрыжку, вцепился в следующего прохожего.

– Я… – начал Александр. – Добрый день, сударыня.

Он увидел совсем близко ее загадочные золотистые глаза и окончательно смешался.

– Меня зовут Амалия, – сказала девушка. – Амалия Тамарина. А вы…

– Барон Александр Корф, – поспешно представился офицер.

– Как ваша рука? – спросила Амалия.

– Гораздо лучше, благодарю вас. Вы очень добры. Значит… – он поколебался, – вы уже читали газеты?

– Все или почти все, – кивнула Амалия, и они медленно двинулись по улице. – Ничего нового там нет. А вы знаете, кто ведет следствие?

Александр поморщился.

– Да, мне уже прислали вызов. Просят зайти и дать показания, когда буду чувствовать себя лучше.

– О… – протянула Амалия. – А меня вряд ли вызовут, хотя у меня есть сведения, которыми я желала бы поделиться.

– Вот как? – неопределенно отозвался Александр.

– Да. Один мой знакомый оказался поблизости и видел все, что произошло. Ему кажется, что он заметил нечто важное, но он не хотел бы… скажем так, давать показания официально. Я уже была у Волынского, но его высокопревосходительство сказал, что особая служба не занимается расследованием.

Александр немного подумал.

– Если вы хотите, мы можем сейчас навестить генерала Багратионова. Он – один из тех, кто как раз уполномочен расследовать… – барон запнулся, – убийство. Именно ему я должен давать показания, и думаю… нет, я уверен, что он пожелает выслушать и вас.

– Вы меня очень обяжете, – искренне проговорила Амалия.

«И почему она мне так не нравилась? Как нехорошо получилось, что я задирал ее тогда, в лавке, – подумал Александр, поглядывая на спутницу. – Впрочем, он не стал задерживаться на этой мысли, а сразу перешел к следующей: – И грусть ей очень к лицу».

Они дошли до старинного, массивного особняка, и Александр попросил служащего предупредить генерала Багратионова, что барон Корф явился для дачи показаний, а с ним – еще одна особа, у которой есть важные сведения по поводу покушения.

– Боюсь, они не такие уж важные, – призналась Амалия, когда служащий ушел. – И тем не менее я считаю своим долгом их сообщить.

Александру понравилось то, как просто и вместе с тем твердо она говорила. За словами угадывалось ее отношение к тому, что случилось, – без напыщенных фраз, без мелодраматических восклицаний, без намеков на личную жизнь покойного и его политические взгляды. Александр уже сейчас понимал – или предчувствовал, если хотите, – что эта девушка далеко не проста. Да, была в ней какая-то определенность, которая пришлась ему по душе. Она не выдавала черное за белое, но вместе с тем и не пыталась свести к белому и черному весь мир.

Генерал принял их в своем кабинете, и Амалия машинально отметила про себя, что кресло, в котором он сидит, явно ему тесновато. Судя по всему, Багратионова спешно назначили со стороны, чтобы помог вести следствие.

Впрочем, генерал сразу же показал себя с самой выгодной стороны.

– Я понимаю, господин барон, – внушительно заговорил он, – что вам, должно быть, крайне тяжело вспоминать о вчерашнем. Поэтому вот вам отчет, составленный на основе показаний других свидетелей… нечто вроде хроники событий, так сказать. Ознакомьтесь с ней и выскажите мне свои соображения, что не так, или какие детали мы упустили.

Чувствуя в душе огромное облегчение, что не придется вновь погружаться во вчерашний день и часами отвечать на тысячи обстоятельных вопросов, Александр взял бумаги и отсел к окну, а генерал отечески улыбнулся Амалии.