Бен явно прокручивал в голове что-то свое. Теперь уже я толкнул его плечом:

– Ты в норме, чувак?

Он подобрал камешек и швырнул его через забор. Потом мотнул головой и выдавил из себя улыбку:

– Ну да, я тут начал о себе… но все-таки: не сдавайся. Супердевочка ни за что не сдалась бы.

– Ха-ха. – Я тяжко вздохнул. – Не знаю, Бен. Все знаки ясно говорят, что надо остановиться, пока нас не убили или не упрятали в колонию для малолетних до конца наших дней.

– Ты не можешь быть в колонии для малолетних до конца своих дней. В какой-то момент тебя переведут в колонию для взрослых, – заметил Чарли.

– Сейчас не время, Человек-Паук, – оборвал его Бен и снова перевел взгляд на меня. – Фред, а как насчет знаков, которые ясно говорят, что нужно продолжать?

Я саркастически усмехнулся:

– И что же это за знаки? Покажешь?

– Смотри. – Бен указал на Чарли.

– Куда? На Чарли?

У Бена странно заблестели глаза:

– Да не на Чарли. А на то, что Чарли ест.

Я по-прежнему не понимал, к чему он клонит, однако забеспокоился, что Чарли всерьез взялся за наши наградные конфеты из магазина. А вдруг это последнее, чем нам удастся перекусить до того, как мы умрем от голода в уэльских пустошах?

– Ты видишь, что он ест? – настаивал Бен.

– Он лопает наши конфеты. «Фреддо Квак».

Бен широко улыбнулся.

– Фреддо Квак. Ты что, не понял, Фред? Это же ты. Фреддо Квакли! Это даже не знак, это… – Он посмотрел на Чарли. – Сколько там осталось?

Чарли перевернул коробку.

– Шестьдесят минус три… окей, ладно, минус шесть.

– Видишь? Целых пятьдесят четыре знака, ясно говорящих, что ты должен продолжить поиск своего биологического отца. – Бен с победным видом скрестил руки на груди.

Он, судя по всему, хотел, чтобы я сказал что-то значительное, подобающее моменту, но я только и смог выговорить:

– Фредди Квакли? Фредди Квакли?

Я никак не мог позволить себе стать Фредди Квакли. В средней школе трудно выжить и с нормальным именем-фамилией, не говоря уж о том, чтобы зваться, как самые дешевые конфеты «Кэдбери». Но не успел я опомниться после этого потрясения, как Бен вскочил на ноги и запел.

Сперва я подумал: «Как он может? Сейчас, когда все так ужасно?», а потом понял, что он поет. Он пел «Еще один шажок по огромному миру». Только вместо «шажок» он пел «прыг-скок», это он намекал на лягушек. Такой лягушачий юмор. Но получилось смешно.

Чарли, конечно, сразу начал подпевать. Ничего не скажешь, песню Бен выбрал умно: она была как бы обо мне и в то же время о том, что нужно двигаться дальше. Друзья протянули мне руки, я поднялся и тоже запел с ними. Допев до конца, мы начали сначала. Где-то в поле на просторах Южного Уэльса мы пели, и плясали, и квакали, и прыгали, и хохотали, пока Чарли не вырвало шоколадом на костюм Человека-Паука. Таким образом, костюм второй раз пострадал от телесных выделений. Вопрос перемены одежды стал еще актуальнее.

Мы ночуем в церкви, и я узнаю факты о свиньях и креветках

Подкрепившись шоколадными амфибиями (по десятку на брата), еле передвигая изогнутые колесом ноги (последствия контакта наших ягодиц с велосипедными сиденьями), мы с Беном пропихивали ве́лики сквозь отару овец, в то время как Чарли традиционно высматривал Шейлу. Бен сказал, что вроде бы заметил вдали какое-то здание. Для лучшего обзора мы с Чарли забрались на ограду и пришли к выводу, что Бену не померещилось. Мы надеялись, что здание – это люди, или телефон, или, на худой конец, возможность переодеться.

На самом деле оказалось, что здание – это купель, ряды скамей и орга́н. В чистом поле, в глухомани, в безлюдном месте непонятно где на краю земли мы умудрились наткнуться на церковь.

– «Церковь Трех Святых», – вслух прочитал Чарли.

Часы на церковном шпиле показывали половину шестого. Дело шло к вечеру, мы устали, не говоря уж о болевых ощущениях в области ягодиц, – и я, как все хорошие лидеры, взял на себя решение:

– Давайте узнаем, можно ли тут заночевать. Отдохнем, а утром поедем дальше. Что скажете?

Я с волнением ждал ответа. По сути, я просил друзей провести еще одну ночь вдали от дома, зная, что по нашему следу идет Бугор.

Чарли заключил меня в объятия. Пахло от него не очень, но я на радостях не стал ему об этом сообщать и просто старался дышать ртом.

– Фред, это гениально! А то, знаешь, мой зад и сиденье ве́лика больше не могут быть вместе.

– Я тоже за то, чтоб отдохнуть, – сказал Бен и толкнул дверь.

Я вошел в церковь вслед за ним, крикнул «Здравствуйте!» и скрестил пальцы в надежде, что ответа не будет.

Скрещивание пальцев сработало прекрасно – в здании было пустынно и зябко. Я почувствовал, как руки под рукавами из лайкры покрываются гусиной кожей.

– Ну и холодина тут!

– Да, свежо, – сказал Бен, кутаясь в плащ.

И я пожалел, что психанул и втоптал свой плащ в грязь.

Я нащупал выключатель и включил свет.

– Давайте поглядим, что тут есть.

Рядом с дверью, через которую мы вошли, стоял стол, накрытый белой скатертью. На столе лежала большая книга в кожаном переплете – история церкви Трех Святых.

Я провел пальцем по рукописным строчкам. Почерк был с завитушками, как у Бабс.

– Тут написано, что церковь Трех Святых была построена в 1766 году в честь трех уэльских святых – Сиана, Данода и Элвиса.

– Ну-ка дай гляну, – влез ко мне под руку Бен. – Святой Элвис? Не гони! Не было никакого святого Элвиса.

Я отпихнул его плечом.

– Тот, кто это написал, считал, что очень даже был. Слушайте лучше: «Святой Сиан был причислен к святым, потому что из его уст выходили только слова Священного Писания и ничего другого, целых тридцать лет, днем и ночью…»

– Могу себе представить, как его все обожали, – заметил Чарли, садясь на скамью в последнем ряду.

– Так, теперь святой Данод… Про него написано, что он был «мужчиной изрядных пропорций». Его признали святым, потому что он спас жителей Лламфы от потопа – перенес их в безопасное место.

Чарли опустил подбородок на спинку скамьи.

– А святой Элвис? Он чем прославился?

Текст про Элвиса я просмотрел бегло, потому что он был огромный, – что-то о земле, почве, удобрениях и семенах.

– Он… короче, он был хорошим садовником.

Чарли фыркнул:

– Это что же, тебя могут принять в святые только за то, что ты хороший садовник?