После чего навалились на старика с удвоенной энергией. На столе, словно сама собой, по щучьему велению, возникла вторая бутылка перцовки.

Повысив градус, дед разговорился:

— Лет пятнадцать назад дядька мой — а он, царствие ему небесное, уже лет десять как помер, — охотился там. И заплутал. Шел вроде по верным приметам, с тропы не сходил, а вот поди ж ты! Словно бы леший по кругу водит. Дядька мой не шибко суеверный был, но тут запереживал. Вспомнил, как ему отец рассказывал: мол, если почуешь, что нечистая тебя по лесу водит, сними с себя всю одежу, выверни швами наружу, карманы выпусти и обувку справа налево поменяй. Три раза прочти «Отче наш» или любую другую молитву, какую сумеешь. И в таком-то виде из леса выходи.

Дядька мой так и сделал. Перевернул на себе всю одежу, молитву протараторил, крестом обмахнулся и — вперед! Вышел на берег какого-то озера. Вода прозрачная, как стекло, — каждый камешек на дне виден. Шагнул он поближе, чтоб воды зачерпнуть в ладонь — умыться, напиться, — и вдруг видит: из воды баба на него смотрит. Из-за плеча выглядывает. Хотел он обернуться, посмотреть на нее, но тут ветер поднялся — скрутил, швырнул головой о камень — и дух вон. Очнулся на закате уже: ни леса, ни озера. Лежит возле дороги, где лесовозы ездят, на обочине.

— Интересно, — подал голос Олег. — А дядька ваш, случаем, не того?

И он выразительно щелкнул себя под скулой.

— Не кирной был, не? — уточнил он, глядя на Кравцова смеющимися глазами.

Старик Кравцов не обиделся.

— Нет, — буркнул. — Ничего такого не было. Дядька после, сколько ни ходил в тех местах, озера больше не отыскал. Наши деревенские смеялись над ним, тоже вот вроде вас. Но потом перестали. После одного случая.

В соседней области сбежали из колонии пятеро зэков. Думали в нашей глуши отсидеться. У нас ведь тут самое, можно сказать, сердце тайги.

Так они думали, да просчитались. Наскочили на проклятое место и, видно, пожалели не раз. Может, лучше было б им от людей терпеть, чем там, с нечистой силой… Из пятерых только один выжил. Нашли его рыбаки на берегу — валялся на камнях, покалеченный и слепой, и такое нес, что слушать невозможно.

Менты приехали, сразу мужика в наручники, в КПЗ. Допрашивали, хотели дознаться, куда подельников девал? Не сам ли всех их ухайдакал? Только ничего не добились. Впал тот мужик в помрачение, умом тронулся. Про озеро только заикнулся, что вроде как до озера они все вместе добрались. А вот, что с ними дальше приключилось — так никто и не узнал. Зэк помер в тюремной больничке. Все трясся перед смертью — боялся чего-то. С тех пор никто в те места не ходит, запретные они.

— Чепуха какая-то, — проворчал Олег потихоньку, чтобы старик не услышал.

Водка кончилась, темы для беседы исчерпались. Гости собрались и ушли к себе: назавтра предстояла им ранняя побудка.

Старик, взбудораженный, вышел проводить их и задержался во дворе, чтобы покурить на свежем воздухе.

Небо широким дырявым колоколом качалось над крыльцом Степановой избы. Звезды то сияли ярко и чисто, а то моргали, вызывая у старика беспокойство, как у собаки, которая никак не утопчет помягче местечка, прежде чем свернуться калачиком и сладко заснуть.

Старик примостил тощий зад на завалинке и засмолил вонючую сигаретку без фильтра, слушая, как звенят над ухом комары.

Неожиданно от забора отделилась чья-то тень.

Старик, завидев ее, дернулся и поперхнулся дымом. Прокашлявшись, спросил, вглядываясь слезящимися глазами во тьму:

— Багор? Ты, что ли?

— Не я. Совесть твоя, — засмеялась тень. И подошла ближе.

Это действительно был Багор — чернявый невысокий мужичок в обтерханном пиджаке и спортивных штанах — рецидивист, недавно освободившийся и устроенный на поселение в Крещенском. Спросил:

— Че им надо было?

— Че надо? Да то же, что и всем вам, — нервно ответил старик. — Все вы, пришлые, об своем интересе печетесь. Что вам тут, в тайге? Хапнуть кусок пожирнее да бежать. Думаете, если ухватили, так оно вам впрок пойдет? Схватил — и кум королю? А мы тут никому со своей правдой не интересны.

— Заткни фонтан. Не по делу разворчался. Говори, чего наплел городским лошкам? Может, жаловаться вздумал?

— Да что наплел? То же, что и всем, — побрехушки. Чтоб не перли на рожон.

— Не ко времени нам эти гости, старик. Две недели как мужики на скачок[12]ушли. Поди уже на месте. Пора и нам двигать. Только не хочется с этими городскими фраерами нос к носу в тайге столкнуться. Не знаешь, рация-то у них есть? Нам свидетели ни к чему.

— Насчет рации не знаю. А столкнемся вряд ли. Они по воде пойдут. Громыхать будут. А мы посуху, короткой тропой, тихохонько.

— Ладно. Но ты смотри, старик! Я ведь кому хочешь салазки загну,[13]ежли что не так. Завтра выходим. Смотри не вякни кому. Понял?

— Чего не понять.

Поглядев, как растворяется во тьме спина уходящего Багра, старик зло ткнул бычок в задубелую коричневую ладонь, раздавил и щелчком отправил в траву.

* * *

Лодку загружали в серой полутьме, когда еще не рассвело.

Трое мужиков — Олег, Кирилл и Максим — носили рюкзаки и прорезиненные мешки со снаряжением и провиантом, а тринадцатилетний Алешка, несовершеннолетний шурин Олега, вертелся под ногами, стараясь чем-нибудь помочь, но больше мешая.

Он впервые уговорил дядю Олега взять его с собой в тайгу, и на всю мужскую компанию смотрел снизу вверх. И мучился от этого. Ему хотелось побыстрее сделаться своим среди этих крутых мужиков.

Путешествие началось глупым пустяком: утопили уключину одной из лодок. Посеяли возле самого берега и только напрасно взбаламутили илистое дно, пытаясь ее разыскать.

Солнце уже поднялось, разгораясь красным шаром за белесым занавесом тумана. Бодряще холодный воздух с запахом хвои всех привел в такое восторженное расположение духа, что за другой уключиной решили не возвращаться.

Да и примета плохая.

Загрузившись, оттолкнулись от берега и налегли на весла. Лодка двинулась туго, словно неповоротливый вол по пашне. Но, когда выгребли на стремнину, река подхватила и, слегка покачивая, понесла илимку[14]вдоль деревни.

На воде дышал туман, то подступая к берегу, то сползая вниз, на камни. Белесые клочья его смазывали детали ландшафта, сочились простудой и холодной росой, тускло отсвечивая на востоке красным.

Тихо было вокруг, как в церкви.

* * *

Первая ночевка в тайге показалась Алешке ужасной. Напрягала глухая тишина в лесу, то и дело внезапно прерываемая или уханьем совы, или зловещим скрипом пустого рассохшегося ствола, а то и внезапным выстрелом сломанного сучка — значит, какой-то ночной зверь вышел на охоту и бродит вокруг палатки. Брезентовая стенка тонкая и, если лежишь в темноте, прислушиваясь к ночным звукам в глубине леса, легкий временный дом вовсе не кажется надежной защитой. Ну и комары, конечно…