— Пожалуй, — сказала она.

Гарри уложил Леру здесь, наверху, на свою широкую низкую лежанку, а сам пошел вниз, в «кабинет».

Иногда у меня хватает сил, сказал он, только на то, чтобы вывалиться из-за письменного стола, поэтому-то рядом с ним и стоит тахта.

Он пожелал Лере спокойной ночи. Положил в ногах свернутый плед: если под утро замерзнете вдруг.

* * *

Проснулась Лера от ощущения, что она не одна. Она открыла глаза. Комната была залита ярким солнцем. Рядом с постелью сидел на корточках Гарри и, улыбаясь, смотрел на Леру. На придвинутом столике дымились большие кружки с какао и гора оладий на тарелке.

Лера невольно улыбнулась и почувствовала такое тепло, что у нее перехватило горло.

— Лабас ритас. Доброе утро.

— Доброе утро. — Она села.

— Я пятнадцать лет не видел спящей женщины.

— А мне сорок лет не приносили завтрак в постель.

Целыми днями они гуляли по лесу. Было тепло. Пригорки уже высохли, и сквозь старую листву пробивались первые зеленые ростки. Птицы галдели, наперебой рассказывая о том, что пришла весна, что скоро лето, что у них масса забот и что жизнь прекрасна.

Лера и Гарри были словно отрезаны от мира, а вместе с ним — и от постигшего их горя. Они вспоминали своих сестру и сына, будто ничего не произошло, будто они где-то рядом и вот-вот появятся, чтобы порадовать родных своим счастьем.

Только однажды Гарри попросил Леру еще раз рассказать о последних минутах сына.

Когда Лера закончила, он повторил:

— Любите… Это выстраданное… — Помолчал и добавил: — Серьезное завещание оставил мне сын.

Они сидели на поваленном стволе дерева у журчащего ручья, в теплых лучах солнца, и рассказ о чьей-то смерти показался нелепостью, а сама смерть — недоразумением, которое вполне поправимо, надо только очень захотеть. Любите — и все будет по-другому, все будет хорошо… Только любите.

В воскресенье Гарри отвез Леру в город, поблагодарил за чудесно проведенное время и попрощался.

* * *

Когда Лера осталась одна в своей квартире, на нее вдруг обрушилось одиночество. Беспросветное, безнадежное одиночество, которое уже никогда не кончится. Она села на Катькину постель и зарыдала. Она рыдала в голос, раскачиваясь и утираясь подушкой. Рыдала о Катьке, о Гарри Анатольевиче, чей портрет стоял перед ее глазами, о его отце. О том, как нелепо устроены отношения между людьми: вместо любви — вражда, вместо единства — противостояние.

Если бы она раньше знала историю Гарри… Гарри Анатольевича! Она стала бы ему тем, кем была Катьке, — матерью, сестрой. Она так много могла бы ему дать!..

Но почему — она опомнилась — почему для того, чтобы любить и отдавать себя, нужно что-то знать?! Почему не любить просто так?!

Глупо! Как глупо все в этом мире!..

А в ней так много еще нерастраченной любви… И вот теперь ее некому отдавать…

Она плакала о своей опустевшей жизни. О том, чего она не знала и уже не узнает, — что знали мама, Катька… Что такое любить и быть любимой… не родственниками и друзьями, а единственным и желанным мужчиной, который был бы твоей отрадой…

Не узнать ей, что такое лететь, бежать к тому, кого не могут затмить тысячи других… Что такое засыпать на плече любимого, которое мягче всех на свете подушек, и просыпаться от прикосновения его губ…

Впервые ей захотелось умереть — здесь ее больше ничто не держит. Только любовь имеет смысл, сказал Гарри Анатольевич, только любовь… Но ей больше некого любить.

* * *

Утром она собралась на работу, включившись в обычный ритм. Был понедельник, впереди — трудовая неделя, неоконченные дела. Лера была дисциплинированным человеком, каким ее воспитали мама с папой, поэтому ей не составило труда настроиться на выполнение своих обязанностей, несмотря на то что теперь смерть Катьки стала для нее реальностью, а жизнь потеряла смысл.

Идя по улице, она думала о том, что ездит же где-то сейчас та машина, которая могла бы помочь ей встретиться с любимой сестрой и родителями. Иногда ее брала оторопь от таких мыслей. Но потом они снова возвращались. Конечно, она не сделает первого шага, но как было бы хорошо, чтобы это произошло само и поскорей…

Прошли понедельник, вторник, приближались выходные. Лера записалась на работу на субботний день — ей не хотелось быть дома. И в воскресенье она тоже куда-нибудь уйдет… Можно поехать на залив, уплыть далеко-далеко по холодной воде и не вернуться… Нет, не удастся — еще лед не сошел.

В воскресенье утром позвонил Гарри.

— Лера, здравствуйте. Я вам звонил вчера весь день.

— Я работала.

— Срочная работа?

— М-м-м… Да.

— А что вы делаете сегодня?

— Собираюсь уйти.

— Куда?

— Не знаю.

— А мне можно с вами?

Они провели день — чудный весенний день, — гуляя по городу, пообедали в уютном ресторане из новых, кооперативных, посмотрели фильм «Желтая подводная лодка», на который случайно налетели, вспомнили юность и попрощались у Лериного подъезда. Лера вежливо пригласила Гарри подняться, но он сказал, что едет за город, путь неблизкий, а в субботу снова вернется в квартиру сына и, если можно, позвонит ей.

В загородном доме не было телефона — Гарри нарочно не устанавливал его, чтобы не отвлекаться на звонки и визитеров, которые не рискуют ехать в такую даль, не удостоверившись в том, что хозяин на месте.

— Впервые сожалею об этом, — сказал Гарри. — Мы могли бы по вечерам поболтать немножко на сон грядущий… Вы непревзойденный собеседник, Лера.

Рабочая неделя прошла не так вяло. Леру грела перспектива встречи с Гарри, с которым ей было не так одиноко и удивительно легко.

Потом Гарри улетел на месяц в Рим — читать курс лекций в университете. Она ждала дня его возвращения, радуясь, что есть чего ждать.

* * *

Настало лето. У Леры и Гарри вошло в привычку проводить выходные вместе. Изредка они навещали кладбище. Оказалось, что оба относятся к этому месту не совсем так, как принято у людей: холодные могильные камни отнюдь не сближали их с теми, чьи имена были высечены на них. Положив цветы и помолчав немного, они отправлялись бродить по аллеям некрополя, как по парку.

В конце июля Гарри планировал поездку к своим родителям в Палангу на пару недель, как делал это каждый год, и предложил Лере составить ему компанию. У Леры подходило время отпуска, и она с радостью приняла приглашение. Задумавшись на миг о том, как будет выглядеть в глазах отца и матери зрелого мужчины их дружба, она отмела этот вопрос, полностью положившись на Гарри.