– Вы не можете мне ничего сделать, – сообщил ГФЛ. – Я под защитой. У меня большие связи.

– Не сомневаюсь. Можешь ими воспользоваться, когда окажешься в камере. А сейчас не дури, положи топор.

ГФЛ поднес лезвие к глазам и принялся завороженно его рассматривать.

– Есть у меня один знакомый, который может с помощью этого топора заставить тебя очень громко кричать, – сказал он Лудивине.

– Мечтаю с ним познакомиться.

– Я могу представить тебя ему, но нужно, чтобы ты отдала мне пистолет и пришла совсем одна. Иначе он откажется от встречи.

Чудила определенно был болен, но Лудивина недооценила степень его безумия – все оказалось гораздо хуже, чем можно было предполагать. Клинический психоз? Наверняка. Надо быть осторожнее, такие больные непредсказуемы.

– Думаю, хозяин будет доволен, если я пущу тебе кровь, – сообщил ГФЛ, немного поразмыслив.

Лудивине очень не хотелось в него стрелять, чтобы остановить, если он вдруг бросится на нее, поэтому надо было отвлечь его разговором, но она не успела: ГФЛ сжал рукоятку топора и решительно шагнул к ней:

– Если такова его воля, он меня защитит.

Сеньон одним прыжком оказался у него за спиной, обхватил его огромными руками поперек торса и так крепко сжал, что ноги Чудилы оторвались от пола. Лудивина метнулась к ним, начала отбирать у сатаниста топор – он рычал и отбивался, но у Сеньона было достаточно силы, чтобы обездвижить его и лишить возможности сопротивляться. Жандармы быстро надели на него наручники, после чего Лудивина, не теряя времени, помчалась к люку – нужно было посмотреть, где скрывался Чудила. Беглого взгляда хватило: это был крошечный погреб с походной кроватью и керосиновой лампой. Она вернулась к печи.

– А с этим мне что делать? Забираем его тоже? – спросил Гильем, державший на мушке парня в шортах.

– Нет, – отозвался Сеньон. – Мы пришли только за этим, – он указал на Чудилу. – Остальные – не наше дело.

– Но… – начала Лудивина.

– Лулу! – перебил он. – Надо уважать чужую собственность. Отдел расследований этой бандой не занимается, у нас свои клиенты.

– То есть просто оставим их на свободе?

– Ими займутся другие.

– Ты представляешь, сколько времени на это понадобится, если они сейчас разбегутся? А так можно всех взять на месте!

Сеньон подошел к ней поближе и зашептал на ухо:

– Ты не Супервумен. Решила в одиночку установить во всем мире закон и справедливость? Не выйдет, и с некоторых пор ты сама должна это понимать. Наша цель – вон тот псих, остальные – по боку. Или ты собираешься потратить три дня на то, чтобы их допросить и составить протоколы? А кто в это время будет заниматься убийством в Ла-Курнев и свежевателем из Лилля?

ГФЛ воспользовался этим моментом, чтобы снова начать вырываться, но Сеньон быстро обездвижил его и достал рацию:

– Подозреваемый задержан, срочно машину к задней двери ангара. Мы выходим.

Гильем между тем совсем растерялся:

– А мне-то что делать? Если этого чувака оставить здесь, он всполошит своих, как только мы к нему спиной повернемся!

Лудивина указала на клетки с псами:

– Заткни ему рот и запри вон там.

– Это как-то не по правилам…

– Думаешь, он подаст на тебя жалобу в полицию?

Гильем со вздохом завязал парню рот, а когда подвел его к пустой клетке, Лудивина их остановила:

– Не в эту. В соседнюю.

– Ты спятила? – обернулся Гильем. – Видела, кто там, внутри? Ротвейлер его сожрет!

Лудивина спокойно смотрела на него ярко-синими глазами. Если в этом взгляде и были какие-то эмоции, они скрывались где-то в этой сияющей сапфировой глубине, а на поверхности был жесткий приказ действовать так, как она сказала.

– Ты серьезно? – все-таки не поверил Гильем.

Сеньон крепко сжал ее руку огромной ладонью:

– Такси подано. Идем. Гильем, запри его в пустой клетке.

В душе у Лудивины клокотала ярость. Голос разума, призывающего взять себя в руки, пытался перекрыть оглушительный хор чувств. Их мощный рев был требованием капли справедливости в варварском мире, но Лудивина прекрасно понимала, что заставить этого жалкого придурка в шортах расплатиться за всех означало сорвать злость на первом попавшемся ради того, чтобы почувствовать немного облегчения. Она работала следователем не ради этого, хотя иногда очень трудно было сдерживаться. Вот и теперь пришлось проглотить горечь, отвести от преступника взгляд и встряхнуть головой. Двое ее коллег уже вышли из ангара и заталкивали арестованного ГФЛ в служебный «универсал».

– К черту конспирацию, – пробормотала она и выстрелила в голову еще поскуливавшего пса.

Кислород и свет тут были в дефиците.

ГФЛ держали в маленьком помещении: стол, три стула, плесень на стенах. Сквозь оконную решетку внутрь с трудом проникало тусклое сияние от фонарей на улице. Тяжелым, застоявшимся воздухом невозможно было дышать, и все, кто проводил здесь какое-то время, выскакивали в коридор, разевая рот как рыбы.

ГФЛ сидел, выпрямив спину и широко расставив ноги; наручники с него так и не сняли, приняв во внимание психическое расстройство. Взгляд его был сфокусирован на какой-то воображаемой точке в пространстве. Время от времени он принимался теребить языком застежку пирсинга на внутренней стороне губы, и тогда железный шарик двигался и со стуком бился о соседние украшения. Пирсингом Чудила был покрыт в прямом смысле с ног до головы. Во время медицинского осмотра металлические побрякушки были обнаружены у него в ушах, сосках, пупке, в коже мошонки и в головке полового члена. Татуировки тоже присутствовали в избытке. Среди самых старых были черепа, охваченные огнем русалки, окровавленные марионетки на ниточках и прочие страшноватые мотивы, но свежих оказалось еще больше – не так давно добавились фразы на латыни, бесовские морды, языки пламени, огромные цифры «666» на груди и перевернутое распятие во всю спину. Руки были изрисованы до самых пальцев, на каждом из которых красовалось по одной букве, которые складывались в слова «SATAN» и «REGNE»[26].

Но вся эта роскошь меркла рядом со шрамами.

Белые и красноватые вздувшиеся рубцы неровными полосами тянулись по всему телу ГФЛ. При взгляде на него без одежды сложилось бы впечатление, что этот человек попал под работающий зерновой комбайн и выжил. Шрамы были повсюду: тонкие и короткие, длинные и толстые. Десятки шрамов превращали кожу в мятый лист бумаги с огромным множеством заломов в тех местах, где человеческое тело сгибаться не может. ГФЛ походил на гигантское оригами.

Офицер, снимавший его отпечатки пальцев, едва приступив к процедуре, вынужден был позвать Лудивину и Сеньона: задача оказалась невыполнимой. ГФЛ срезал кожу на подушечках пальцев и травмировал их другими способами столько раз, что она превратилась в нечто похожее на белые роговые пластины. ГФЛ кромсал пальцы ножом, поливал кислотой, совал их в шредер, возможно, делал что-то еще всякий раз, как они заживали, чтобы исчез папиллярный узор. Жандармам уже доводилось видеть такие фокусы, обычно к ним прибегали совсем молодые и глупые преступники, насмотревшиеся дурацких полицейских фильмов. В реальности это не работает. Отпечатки пальцев сохраняют свою индивидуальность или, по крайней мере, она очень быстро восстанавливается – чтобы вытравить папиллярные линии, нужно калечить пальцы так глубоко и так часто, что ни у кого не хватит духу регулярно это проделывать. Но ГФЛ был одержим в клиническом смысле, и цель для него оправдывала любые средства и страдания.