class="p1">К числу таких возможных будущих «проводников» принадлежит «Молодой театр» в Некрасовском доме (бывш. Дом Паниной), поставивший в одно из последних воскресений «Чудаков» Вольтера.

Отличительной чертой этого театра по сравнению с остальными его собратьями являются кадры молодых режиссеров, объединенных к тому же одной режиссерской школой Вл. Н. Соловьева.

Постановкой «Чудаков» дебютировал на сцене театра один из этих режиссеров — Л. Конская, давшая крепкую профессиональную работу, пожалуй, чересчур перегруженную теми перебегами и жеманными мизансценами, которые на сегодня стали уже академическими для постановок французских пьес XVII – XVIII веков.

Упрощенные декорации с комбинацией из порталов, легких пристановок, внутреннего занавеса и писаного герба, подвешенного на переднем плане, создали скромную и приятную внешность спектакля.

Сырой актерский материал, оправдывающий название театра, не дает права выделить в ту или иную сторону отдельных исполнителей, за исключением, может быть, Ю. Лаврова, игравшего Господина с Зеленого мыса и показавшего техническое умение владеть своими хорошими сценическими данными.

Весь ансамбль если и не блистал техническим мастерством, то отличался веселой непосредственностью исполнения, находившей ответ в зрительном зале.

В довольно скучной вольтеровской комедии аудитория отвечала смехом не столько на слова и положения самой пьесы, сколько на подчеркнутый комизм остроумно найденных театральных мизансцен — в этом сказывается эстетическая эволюция районного зрителя.

2

Если на долю районных театров падает задача подготовить благоприятную театральную среду, соткать ту организационную сеть, которая обеспечит в будущем быстрое вхождение в быт новых сценических форм, то вся художественная часть проблемы рабочего театра ложится на иные театральные организации. Дать толчок созданию нового репертуара, установить, хотя бы в тенденции, технику сцены завтрашнего дня, определить основы социально оправданного мастерства актера — все эти конкретные задачи лежат на театрах экспериментального типа (Театр Мейерхольда, Театр московского Пролеткульта и некоторые другие). При этом деятельность таких театров не идет в плоскости чисто лабораторных изысканий в произвольных эстетических построений. Постоянная проверка эксперимента на зрителе, четкая идеологическая установка, стремление найти объективные, общежизненные основы для построения техники рабочего театра — эти тенденции определяют деятельность экспериментальных театров наших дней, стоящих на пути к осуществлению второй, наиболее существенной части проблемы: выработка художественных форм нового рабочего театра.

И, несмотря на еще немногие опыты в этом направлении, никогда еще за эти годы конечная цель не представлялась такой близкой и осуществимой, как сейчас.

К числу таких театров не принадлежит театр ИОН[9], показавший на днях «Эписин» Бена Джонсона — один из самых неудачных спектаклей этого сезона.

Казалось бы, не совсем осторожно строго относиться к молодому театральному начинанию, как будто ищущему что-то и, по-видимому, совершенно бескорыстно, так как при таком курсе, какой держит творческий коллектив ИОНа, трудно рассчитывать на платежеспособного зрителя.

Однако последняя работа этого театра поражает таким полным отсутствием смысла и таким странным легкомыслием, что обойти ее молчанием было бы не совсем добросовестно.

Ошибочно будет предполагать, что в этом повинно крайне «левое» направление театра. Едва ли можно счесть за «крайность» рабское подражание «Турандот», с телефонными домашними разговорами в публику, с выбегами в зрительный зал, с англичанами, одетыми малороссами, пьеро, арлекинами и коломбинами, с декоративными холстами, расписанными под обои, и т. д. и т. д.

Постановка «Турандот» должна была убедить театральных «новаторов» в невозможности дальше пользовать все эти истасканные трюки, это бесцельное выворачивание наизнанку безобидных салонных пьес, не могущих дать больше того, что видно на их поверхности. Вахтанговская постановка — вся в прошлом. Она подвела итоги игровым трюкам и постановочным приемам, применявшимся разрозненно различными театрами последнего десятилетия.

Гоцци, commedia dell’arte, театральные маски, импровизационные приемы, стилизация под старину — все это собрано и старательно доработано в «Турандот». Эта вахтанговская постановка сама сплошь и откровенно подражательна. В ней воспроизводятся теперь уже давние мейерхольдовские опыты в стиле итальянской комедии масок.

Кому нужно подражание подражанию, да к тому же сделанное в сотню раз грязнее, беспомощнее и без всякой видимой необходимости. Из простого чтения «Эписина» видно, что пьеса Бена Джонсона с ее резким местным колоритом, английской конкретностью не дает никакого материала для костюмных трансформаций и отсебятин на современные темы. От этого она только становится нестерпимо скучной и нелепой.

В труппе большинство, по-видимому, молодежь, и вовсе не бесталанная. Жаль, что ее силы тратятся на явно бесполезное дело.

25 декабря 1923 года

«Свои люди — сочтемся» в Театральной академии{31}

1

В одном из исторических петербургских ресторанов, помещающемся неподалеку от Александринского театра, у входа вывешен плакат:

Обеды и ужины à la carte,как прежде.

В этих двух последних словах — обращение к прежней клиентуре и надежды на приобретение новой, жаждущей приобщиться к ресторанной «культуре» прошлого. В них же, если хотите, заключена целая философская система, подразумевается глубокомысленный взгляд на исторический процесс в применении к трактирному делу и твердая убежденность в незыблемости благородных ресторанных традиций и устоев.

Несмотря, однако, на вывеску, на похвальную убежденность и на всемерные старания поваров, официантов и заправил «исторического» закусочного предприятия, стиля «как прежде» все-таки не получается.

Любитель археологии или исследователь старого Петербурга, прельстившийся многообещающей вывеской, после недолгого пребывания в этом заведении сочтет себя злостно введенным в обман.

Виной ли тому обеденное меню, отпечатанное без «ятей» и «твердых знаков», или правила инспекции труда, вывешенные на стенке на видном месте, а может быть, какие-либо иные, совершенно непостижимые причины, — но факт налицо: пожарская котлета как будто имеет не тот запах, что прежде, пиво тоже как будто другое, — а что до кабацких настроений в поведения публики, то и говорить не приходится — все совершенно по-иному.

Если судить по этому скромному примеру, то оказывается, что Гераклит был действительно прав, когда утверждал, что все течет, все изменяется, а также прав был и софист Зенон, который был убежден — по крайней мере на словах, — что нельзя вступить в один и тот же поток дважды.

2

«Свои люди — сочтемся». Первая новая постановка Александринского театра в этом сезоне. Явно выраженное стремление подвести солидный фундамент под столь модный сейчас призыв Луначарского «Назад к Островскому!». Смотр старой актерской гвардии, бряцание испытанным академическим оружием, сомнительный блеск старинных доспехов и указующий перст на «трех китов», все еще продолжающих, по-видимому, поддерживать на своих усталых спинах если не весь театральный мир, то по крайней мере академический.

Реконструкция в полном ходу. Спектакль «старинного театра», с демонстрацией древней техники сцены и художественных приемов далекого исторического прошлого. Явная задача спектакля: дать наглядное пособие при прохождении курса истории русского театра середины XIX века.

С этой целью помимо Островского в спектакле приняли участие и архаический Евтихий Карпов