Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верно, я из полиции… Начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга, действительный статский советник Владимир Гаврилович Филимонов.
– Для меня это честь. Прежде мне приходилось иметь дело только с городовыми, а тут цельный начальник сыскной полиции! Вам не стоило утруждать себя, я ведь понимание имею, явился бы к вам по первому зову. Неужели я не разумею, что вы человек государственный и вам нужно беречь свое время?
– Ничего… Я здесь проездом, решил зайти. Вам часом не передавали вот такие камушки? Мы тут раскрасили их карандашами, старались подобрать нужный цвет, чтобы выглядели понагляднее.
– Я понимаю, – сказал ростовщик, нацепив очки с тяжелой черной оправой.
Начальник сыска вытащил фотографии и разложил их. Внешний вид каждого из них он помнил наизусть. Тот, что больше других, имел холодно-зеленоватый цвет и был на редкость прозрачным, лишенный всякого дефекта. И в окладе располагался над самой головой Божией Матери. Рубин, столь же крупных размеров, с ровными гладкими гранями, выглядел царем драгоценных камней. Настоящий камень огненной стихии и пылкой страстной любви, с небольшой зигзагообразной трещинкой.
Ростовщик поднял первую фотографию. Губы его сжались в тонкую линию, отчего лицо приняло капризное выражение.
– Я так и знал, что дело закончится именно таким образом, – вздохнул он. – Уж слишком хорошими были камни. Такой подарок судьбы встречается всего лишь один раз в жизни, и то… если повезет. Старый еврей думал, что ему повезло. Значит, я ошибся. Подозреваю, вы пришли для того, чтобы забрать у меня все те камни, что оставил у меня тот милый господин с усиками?
В горле Филимонова разом пересохло. Сыщики сбились с ног, разыскивая злоумышленников по всей Российской империи, а его уши торчат из-за прилавка ростовщика.
– Камни мы у вас заберем… Под гарантии императорской казны.
Ростовщик печально вздохнул:
– Боюсь, в наше время гарантии стоят не больше той бумаги, на которой они написаны. Мне бы хотелось получить ту наличность, что я отдал за эти камни.
Неожиданно сыщик натолкнулся на твердый взгляд старика. Ростовщик уже принял решение, и вряд ли его испугают какие-нибудь угрозы полицейских; он будет готов принять ореол мученика, но не выложит на прилавок камни без должной гарантии. Следовало придумать нечто посущественнее.
– Хорошо, – сказал Филимонов. – Взгляните сюда, – вытащил он распоряжение, написанное императорской рукой. – Обещаю вам, что деньги вы получите в самое ближайшее время.
Нацепив очки, ростовщик прочитал и вернул бумагу с подчеркнутым бережением.
– Это, конечно, не совсем то, на что я рассчитывал, но отчего-то очень хочется вам верить, господин сыщик.
– А сейчас давайте поговорим о человеке, что принес вам драгоценности. Кто он? Как его зовут?
– Бедный Мойша чуял, что все обернется именно таким образом, а потому держал квитанцию под рукой. Где же она у меня… – выдвинул он ящик стола. – Ага, вот она. Этого человека зовут Варнаховский Леонид Назарович, он поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.
– Разрешите взглянуть, – потянулся Владимир Гаврилович за бумагой.
– Только умоляю вас, будьте осторожнее, она у меня единственная. В моем ящике она будет куда целее, чем где-нибудь в полицейском участке.
– Не беспокойтесь, я ее верну.
Взяв квитанцию, Владимир Гаврилович переписал фамилию злоумышленника и облегченно вздохнул. Арестование злоумышленника – дело нескольких часов. Варнаховский будет или в полку, или в ресторане «Эрмитаж», где у Измайловского полка было нечто вроде штаб-квартиры.
Список сданных камней был велик и включал около трех дюжин, большую часть которых составляли изумруды.
– А ты обманщик, – проговорила Элиз, коснувшись кончиком пальца щеки Варнаховского.
– Вот как? – удивился Леонид. – Такой упрек от женщины я слышу впервые. С женщинами я всегда старался быть честным.
– Ты обещал, что в моем распоряжении будет весь дом, а на первом этаже живут какие-то люди…
– Ах, это, – рассмеялся Варнаховский. – Надеюсь, они не испортили тебе настроение?
– Нет, они оказались весьма милыми людьми.
– Но согласись, ванна очень хорошая!
– О, да! Ванна мраморная и выглядит очень впечатляюще. После спектакля я просидела в ней два часа. – Оглядев комнату, Элиз невольно поморщилась. – Я удивляюсь, как тебе удается приводить сюда женщин, у тебя совершеннейший беспорядок!
– Видно, я беру их чем-то иным, нежели красивая мебель.
Поднявшись, Варнаховский накинул на себя рубашку. Элиз, оперевшись на руку, продолжала лежать, наблюдая за тем, как Леонид одевается.
– Ты куда?
– Ты не забывай, что я на службе и мне нужно идти к великому князю Николаю.
– Николя, наверное, убил бы тебя, если бы узнал, что ты находишься со мной.
– Возможно, так оно и было бы, – легко согласился Леонид, облачаясь в мундир. – Он не теряет надежды вернуть тебя.
Элиз слегка покачала головой:
– После того как я познакомилась с тобой, это невозможно.
– Ты останешься здесь?
– Да. Сегодня у меня спектакля нет, и я не хотела бы ехать к себе. Буду встречать тебя здесь, как образцовая жена.
– Так ты согласна быть со мной навсегда? – присел Варнаховский на край кровати.
– Ты беден, – поморщилась Элиз. – Говорят, что ты проиграл в карты все свое наследство. Я не могу выйти замуж за неимущего человека, лучше я останусь одна.
– Хорошо. Тогда придется заработать несколько миллионов. Надеюсь, в следующий раз ты ответишь мне согласием. – Накрыв простыней ее обнаженное плечо, он произнес. – Я буду скучать.
– Но ведь мы расстаемся только на несколько часов.
– Это не имеет разницы.
Застегнув мундир, Леонид вышел за дверь.
* * *
– Узнали, где живет этот Варнаховский?
– На Большой Мещанской, дом три.
– Хорошо, – сказал Филимонов, поднимаясь из-за стола. – Едем туда.
У входа его поджидала полицейская карета. На облучке, пребывая в полудреме, сидел кучер.
– Ты чего, Феофан, уснул? – спросил начальник сыска, с грохотом сбрасывая металлическую подножку.
– Никак нет, ваше сиятельство, – встрепенулся кучер. – Просто задумался малость.
– Ну-ну, – сказал Владимир Гаврилович, поднимаясь по шаткой подножке. – Ты бы хоть ступени починил, а то, не ровен час, расшибусь!
– Сделаю, ваше превосходительство, – клятвенно заверил Феофан.
– Давай на Большую Мещанскую, в самый конец. И не гони ты! Зашибешь какого-нибудь ротозея.