— Счастливого возвращения в Африку, — шутит на прощание она.

Стив доволен, что я утеплилась, и мы выходим из магазина.

— Когда моя жена приезжает в Нью-Йорк, она тоже всегда здесь делает покупки. — Он имеет в виду этот бутик.

Мы снова на набережной.

Перед посадкой на кораблик, следующий к статуе Свободы, стоим в длинной очереди, чтобы пройти контроль. Сумку и все мелочи, как в самолете, пропускают через камеру. Хорошо, что старые вещи мы оставили в машине. Каждый предмет тщательно осматривают.

— Это у нас после одиннадцатого сентября, — мрачно сообщает Стив.

Я киваю.

На верхней палубе ледяной ветер. Но мне, полностью экипированной, он теперь не страшен. Однако несмотря на непогоду, желание прикоснуться к главному американскому символу велико, поэтому народу полно. Высаживаемся на берег. Щелкают вспышки фотоаппаратов, туристы позируют. Я обхожу статую, которая имеет такой же бирюзовый цвет и вблизи, потому что медь от времени зеленеет. Мы поднимаемся вверх по узкой лестнице, находящейся внутри. Нью-Йорк с птичьего полета выглядит осиротевшим без двух небоскребов Всемирного торгового центра, разрушенных террористами. Я бы хотела подойти ближе к месту трагедии. Говорю об этом Стиву. Он хмурится:

— Лучше покажу, где строятся новые.

Раз тема ему неприятна, я соглашаюсь.

Возвращаться назад на таком же кораблике тоже интересно. По мере удаления от острова статуя становится все меньше и меньше, потом совсем исчезает в плотном тумане. Стив подвозит меня к новой стройке, обнесенной низким забором. Там вовсю кипят работы.

— Скоро закончат, — говорит он. — Куда дальше?

Я пожимаю плечами. Он предлагает посмотреть Центральный вокзал. Снаружи здание величественно, внутри чистота, мрамор, простор — очень впечатляет. Потом мы медленно едем по знаменитому Бродвею. Дымящаяся кружка на огромном лазерном панно зазывает пить кофе.

— Будем? — спрашивает Стив. Я киваю.

— Но сначала поужинаем. Ты любишь суши?

— Я люблю суши, хотя это не совсем русская еда. То есть совсем не русская, — смеюсь я.

— Суши не везде умеют готовить.

— Ты знаешь, где его готовят вкусно?

— Конечно.

Мы зашли в небольшой японский ресторанчик.

Уютно. На столиках горят свечи. Японка в блестящем кимоно, семеня деревянными подошвами, приносит кувшинчик. Стив заказал саке, слабенькую теплую водку. Однако очень подходит к суши. Мы ужинаем и разговариваем просто так, сначала не касаясь волнующей нас обоих темы.

Но потом все-таки она возникает.

— Ты будешь наблюдаться в крупнейшем американском медицинском центре во Флориде. Там лучшие врачи. Я понимаю, какой для тебя это трудный шаг в жизни. — Этих слов мне очень не хватает. — Моя жена и я ценим твой поступок, и обещаю, будем относиться к тебе как к родному человеку. Надеюсь, что твое пребывание у нас не оставит в твоей душе мрачный след, потому что там, где ты будешь жить, — райский сад.

— А ты Адам?

Он улыбается. Все похоже — ребенок из ребра Адама, Ева — его жена. Как в школьном спектакле, хочется играть главную роль — быть Евой.

Возвращаемся в отель. Стив вновь провожает меня до номера и желает приятных снов.

Мне снятся приятные сны: райский сад, голый Влад в образе Адама и я сама в окружении летающих амуров.

Проснулась я рано с тревогой на душе.

Впереди меня ждала проблема, которая называлась ЭКО, или экстракорпоральное оплодотворение. «Свидание со Стивом в пробирке» — так я окрестила свою миссию здесь. Месяц должен уйти на медицинские обследования и тесты.

Американский врач престижного медицинского центра, представившийся Дэвидом Шолтоном, провел меня по сияющим чистотой и стерильностью корпусам заведения, подробно объяснил, как семенная жидкость Стива должна соединиться с моими яйцеклетками в специальной лабораторной чашке. Чашку он показал мне тоже. Только пустую.

— После оплодотворения, то есть обмена генетической информацией, эмбрион выдерживается в термостате, а потом переносится в вас, — пояснил он.

В отличие от «молчаливых» русских врачей американец старается максимально просветить пациента. Он представил меня своей помощнице — молоденькая медсестра, явно «ботаник». Крупные очки во все лицо и взгляд, будто она смотрит не на меня, а на эмбрион.

— Сандра — моя помощница. Она студентка университета. В некотором роде участница нашего эксперимента. С ее помощью счастье обрели многие семьи.

Позже я подружилась с Сандрой. Она оказалась неплохой девчонкой, а так смотрела на меня, потому что впервые видела русскую.

— У нас в университете учатся многие: китайцы, японцы, вьетнамцы, а вот русских видеть не приходилось, — призналась она.

Однако о нашей медицине наслышана. Своей темой увлечена, так же, как мой отец бизнесом. Про себя я этого сказать теперь не могу. Вот бросила все и прибыла на край света не поймешь зачем. О деньгах отца, которые промотал Влад, думать не хотелось.

В институте я слышала от девчонок, как они залетали. Некоторые от одних взглядов беременели. Возможно, у всех русских такие способности к деторождению. Своими мыслями на эту тему я поделилась с американским врачом, просила, чтобы не перестарался, а то рожу тройню. Стив об этом не просил. Мне лишнего не нужно тоже.

— Не беспокойтесь и доверьтесь, у меня большая практика и диссертация на эту тему. Все будет о’кей.

Обследования закончены. Я в определенные дни приезжаю на осмотр, болтаю с Сандрой про ее странную науку. Она готова часами беседовать только об этом. Когда видит, что мне ее тема поднадоела, интересуется земными вещами: например, сколько стоит у нас учеба в частной школе, в институте. Когда я ей говорю, что теоретически бесплатно, а практически шагу без денег не сделаешь, она очень удивляется, говорит, что у них, если школа бесплатная — никаких денег. Или, например, сколько стоит поесть в недорогом ресторанчике. И тоже удивляется, что у нас таких нет.

— Да, милая, у нас только дорогие! — Когда я называю ей, насколько дорогие, она не верит.

— Вы же таких денег не зарабатываете! Кто же в них ест?

— Те, кто ворует, — отвечаю я.

— Значит, они пустые?

— Наоборот, полные.

— Воруют так много людей? — удивляется она.

Я не задумывалась, но приходится с ней согласиться.

— Теперь я понимаю, зачем вам Сибирь.

Я смеюсь и рассказываю, что в Сибири у нас не только лагеря, но и просто живут люди. Работают. Кстати, в Новосибирске полно ученых.

— Их туда заточили?

— Нет. Там у нас научный центр.