– А что там? – Сергей изогнулся, пытаясь понять, что испугало Жанну, и вдруг почти рухнул на газон. – Черт, больно.

– Это же кровь?!

Жанна наклонилась к Сергею, который с трудом поднялся на ноги. Выпростав его рубашку из брюк, она приподняла ее и вскрикнула: по спине наискосок шел довольно глубокий порез, из которого сочилась кровь.

– Где это вас так угораздило?

Арина достала из сумки пакет с бумажными платками и приложила к ране. Сергей болезненно дернулся.

– Идиот какой-то налетел.

В обед Сергей поехал на озеро поплавать. Совсем неподалеку находится пляж ООН. Сезон он открыл на днях. Вода еще не совсем прогрелась, но он плавал в резиновом костюме. Это его, возможно, и спасло. Конечно, его вина имелась – он всегда заплывал очень далеко. К тому же костюм черный, и в воде его заметить трудно. Но и мужик на лодке тоже хорош. Сергей, увидев, что на него летит моторная лодка, замахал рукой. Но водитель лодки смотрел куда-то в сторону. Сергей успел нырнуть поглубже, но спину винтом задело.

– Если бы не костюм, то распорол бы он меня здорово, – завершил Сергей свою историю.

– А лодка? Остановилась? Вам помогли?

– Куда там, я думаю, на лодке ничего не заметили. Когда я вынырнул, ее уж и след простыл.

– Боже мой, сколько раз я тебя умоляла: не заплывай так далеко! – запричитала Жанна. – А ты как мальчишка. Вот, доигрался.

– Да пустяки, царапина, я пойду. – Сергей небрежно махнул рукой. – Увольнять увольняют, а работы навалили – пропасть.

Он сделал несколько шагов и опять невольно ойкнул. Арина еще раз осмотрела рану. Кровь по-прежнему сочилась. Было видно, что рана довольно глубокая, с рваными краями.

– Советую поехать в госпиталь. Рана глубокая, она сама по себе вряд ли затянется. Ее надо зашить. Я уж не говорю о том, что нужно продезинфицировать.

– Ни в какой госпиталь я не поеду, – заявил Сергей категорическим тоном.

Арина с Жанной принялись его уговаривать. В результате был достигнут компромиссный вариант. Сергей согласился пойти в медпункт ООН, находившийся в старом здании. Жанна заявила, что она не отпустит Сергея одного. Было решено, что она отвезет его.

Прошел почти час. Наконец раздался стук в дверь кабинета Арины, и вошла Жанна. Она была расстроена и едва сдерживала слезы. В медпункте врач, осмотрев рану, которая продолжала кровоточить, вызвал «скорую» из госпиталя.

– Рану нужно зашить, а в медпункте для этого условий нет. Так что Сергея увезли в госпиталь. Конечно, ничего серьезного нет, но все это неприятно. Сергей и так расстроен увольнением, нервничает, плохо спит, а теперь еще это. Правду говорят: беда не приходит одна. – Жанна едва сдерживала слезы.

– Знаете, это еще, слава богу, не беда. Увольнение, ранение – все это неприятности, я согласна. И очень серьезные. Но отнюдь не повод, чтобы так убиваться. Сергей – человек молодой. Рана быстро заживет. Работу, я уверена, он найдет другую. – Арина положила руку на плечо Жанны и заглянула ей в глаза. – Так что все будет в порядке, не надо так переживать.

Жанна подняла на Арину глаза, в которых стояли слезы. Арина, вздохнув, второй раз за этот день достала из сумки упаковку бумажных платков, подала ее Жанне и придвинула свое кресло поближе к стулу, на котором та сидела. Она знала, что сейчас ей предстоит выслушать исповедь. Так и случилось.

Не часто, но и раньше Жанне случалось называть словом любовь свои чувства к мужчинам. Так было с отцом Лизы – ее первым мужем, с которым она встретилась, только поступив в институт. Она выскочила за него замуж, приняв за любовь бурление молодой крови и стремление во что бы то ни стало тоже приобщиться к тому, что в их среде тогда с придыханием называли еще почти запретным словом “секс”. Первый же сексуальный опыт оказался настолько удачным, что через девять месяцев на свет появилась Лиза, а еще через два месяца она стала матерью-одиночкой. Ее девятнадцатилетний муж, недовольный тем, что сначала беременная, а потом кормящая Жанна не горела желанием по первому его требованию ложиться в постель и продолжать сексуальные эксперименты, обозвал ее фригидной и отправился подыскивать партнерш, более соответствующих его бурному темпераменту.

Потом был Мишель. Она встретила его в Москве, когда ей было лишь двадцать семь лет. Но последние восемь лет жизни так измотали ее, что порой она сама себе казалась уже старой женщиной, у которой все в прошлом. Позади были четыре года жизни студентки с маленьким ребенком на руках в бурные перестроечные времена. Еще четыре года работы в проектной архитектурной мастерской и воспитания дочки в одиночку уже не в просто бурные, а откровенно голодные постперестроечные времена, когда, бывало, выйдя с работы и обойдя все близлежащие магазины, она выходила оттуда со слезами на глазах, не зная, чем она сегодня вечером будет кормить ребенка. Отец, после всех потрясений сразу как-то состарившийся и обессилевший, вскоре умер. А через пару лет умерла и мать.

Вот тогда она и встретила Мишеля. Он был адвокатом и приехал в Москву по каким-то своим делам. А в их проектный институт пришел по просьбе своего друга-архитектора. У друга возникла идея какого-то совместного русско-швейцарского проекта, предварительное обсуждение которого он и поручил Мишелю. Жанне, единственной в их конторе знавшей французский язык, поручили переводить переговоры, которые вело начальство с заезжим адвокатом. Выяснилось, что в переводчике он не нуждался, так как был из семьи русских эмигрантов еще первой послереволюционной волны, и отлично говорил по-русски. Даже правильнее, чем большинство современных москвичей. Именно эта правильность и некоторая замедленность речи, а также излишняя литературность языка и выдавали в нем иностранца. И еще, пожалуй, несколько необычная интонация, на французский манер неизменно повышающаяся в конце фразы. Тем не менее Жанна не осталась без дела. Мишель, приехавший в Москву в первый раз, попросил ее показать ему Москву и помочь с некоторыми административными делами. Узнав, какую сумму он готов заплатить, Жанна с радостью согласилась. Это была ее полугодовая зарплата. Начальник дал Жанне отпуск на неделю – в конторе все равно в тот период делать было особенно нечего. Мишель вел себя безупречно. Жанна никогда не встречала таких мужчин до этого. Он был неизменно спокоен, не суетился, не пытался понравиться, но было во всем его облике какое-то удивительное достоинство, которое сразу же располагало к нему, где бы он ни появлялся. К ее удивлению, когда она пришла к нему в гостиницу для окончательного расчета и попрощаться, он вдруг сделал ей предложение. Жанна для приличия сказала, что подумает, хотя готова была согласиться сразу же. Он позвонил через две недели, когда она уже потеряла надежду на то, что когда-нибудь услышит о нем вновь. Узнав, что она, скорее всего, согласна, но хотела бы еще раз встретиться, он вскоре снова прилетел в Москву, и они провели вместе две недели.

Этих двух недель оказалось достаточно, чтобы Жанна вновь вспомнила, что она женщина. А она до того устала от навязанной ей жизнью роли мужика в юбке, что с удовольствием приняла свою новую роль. Пожалуй, вернее будет сказать, что она обрела роль, предназначенную ей природой, в которой ей до этого почти совсем не удалось побыть. Почему это произошло? Жанна даже не могла точно ответить на этот вопрос. Во всяком случае, не потому, что Мишель делал ей комплименты, ухаживал за ней, дарил цветы. Он был довольно сдержан в проявлении чувств и не стремился пустить пыль в глаза, задаривая ее дорогими вещами. Главное, наверное, заключалось в том, что с Мишелем Жанна с самого начала чувствовала себя защищенной. К тому же в нем чувствовалась та основательность и цельность натуры, которые были залогом прочности его чувств, а значит, и прочности их отношений.