– У нас очень хороший священник, – негромко сказал Андрей. – Я не так часто захожу сюда… знаете, даже в Питере людей шокирует, когда кваzи… но он меня знает и понял, что мне это важно.

– Почему вы так расстроились? – спросил я прямо.

– Вы же в курсе, раз пришли. – Андрей поморщился. – Я её укусил. До крови.

– Заигрались немного? – Я кивнул. – Она затянула со стоп-словом?

– Откуда вы…

– В этом нет ничего плохого, если вы поступаете так по обоюдному согласию, – сказал я.

– Связывать, причинять боль – это плохо, – с мукой в голосе сказал Андрей. – Это дурацкая игра. Но ей… так нравится.

– И вы не можете отказать.

Он кивнул.

– Елена вас попросила её укусить?

– Да. Она часто так просит. Но в этот раз хотела всё сильнее и сильнее… – Лицо Андрея передёрнулось от отвращения. – Я не рассчитал. Я почувствовал… кровь.

У него по лицу прошла какая-то чудовищная гримаса. Губы затряслись, он вдруг вскинул ладонь и провёл ею по рту, будто стирая следы.

И тут меня поразил Бедренец.

Он вдруг встал, мягко, но сильно отодвинул меня, сел рядом с Андреем. Заглянул тому в глаза. Обнял – и прижал к себе, будто ребёнка. Что-то зашептал на ухо. Встряхнул за плечи, снова заглянул в глаза.

Я встал, отошёл от скамейки. Похоже, с ролью психотерапевта в данном случае Бедренец прекрасно справится. Я стоял, смотрел на несущиеся по проспекту машины и думал о том, что для таких вот случаев хорошо бы уметь курить. Достать из кармана пачку сигарет, с суровым лицом пускать дым, думать о бренности всего сущего и многогранности человеческой натуры…

– Добрый день.

Священник подошёл со стороны церкви. Молодой мужчина, маленькая бородка, интеллигентские очки в тонкой оправе. Глаза красные – видно, что ночь не спал.

– Здравствуйте, батюшка, – сказал я.

– С ним всё в порядке? – спросил священник, кивнув на скамейку, где сидели, обнявшись, два кваzи.

– Да. Всё будет хорошо.

Священник помялся:

– Скажите, а пожилой человек…

– Пожилой кваzи, – поправил я. – Он лучше понимает некоторые психологические проблемы. Точнее, некоторые совсем не понимает, а некоторые хорошо понимает… Но вы не волнуйтесь. Он не гомосексуалист, он всего лишь покойник.

Как ни старался священник скрыть облегчение, но оно проступило на лице.

– Спасибо, – сказал он. – Я пытался говорить с Андреем, но он так глубоко ушёл в свои переживания.

– Вам спасибо большое, что оставили его на ночь, – сказал я. – И церковь у вас хорошая, пусть и маленькая, и вы настоящий.

– А вы… – Священник опять замялся.

– Нет, скорее неверующий, – сказал я. – Извините.

– Ничего, бывает, – кивнул священник.

Мы некоторое время постояли рядом, глядя в сторону от скамейки.

– Всего лишь небольшой конфликт с женой, – пояснил я. – Но так случилось, что…

– Не надо, – быстро сказал священник. – Если он захочет, то сам расскажет. У людей должно быть право самим решать, что говорить людям, а что – только Богу.

– Даже у мёртвых людей? – спросил я.

– Живой, мёртвый… Понимаете, для Церкви это не столь принципиально, – сказал священник и неожиданно улыбнулся.

Мы проводили Андрея до дома, но совсем уж близко к подъезду подходить не стали. Мало ли, вдруг любительница милых старых сериалов и супружеских игр со связыванием и укусами по-прежнему караулит у окна?

– А было так похоже, – глядя на уходящего кваzи, сказал Бедренец. – Как ты догадался?

– Следы на руках были характерные, – пояснил я. – И обстановка… уж больно кукольная. Я как вижу такой чудесный домик, сразу ожидаю найти в шкафу скелет. Ну или хотя бы кожаный лифчик, плеть и страпон…

– Что такое страпон? – удивился Михаил.

– Поверь, тебе лучше не знать. Ты человек старой закалки.

Мы двинулись к машине. Бедренец молчал, размышляя о чём-то своём. Потом сказал:

– Кажется, ты первый раз назвал меня человеком.

Обедать Михаил предложил в пельменной. Видимо, заведение пользовалось популярностью – нам пришлось постоять в небольшой очереди, ожидая, пока освободится столик. Водитель с нами не пошёл, сказал, что живёт недалеко, и отъехал обедать домой. Мы же поскучали четверть часа и вошли внутрь.

В меню оказались не только пельмени самых разных сортов, но и «дружественные блюда» – восточные манты, грузинские хинкали, малороссийские вареники, итальянские равиоли, китайские дим-сам, японские гедза и даже редкий немецкий гость – маульташен.

Разумеется, все блюда имелись и в веганском варианте, допустимом для кваzи. Одних лишь пельменей нашлось четыре вида – с картошкой, грибами, чечевицей и зелёной фасолью.

– Слушай, а все кваzи едят грибы? – заинтересовался я.

– Почему бы нет?

– Ну, мало ли… я как-то читал, что грибы – они посередине между растениями и животными.

– Тоже слышал, – согласился Михаил. – Но я грибы ем. И другие едят.

В доказательство он заказал себе пельмени с грибами и равиоли со шпинатом.

Я его вегетарианство не поддержал. Взял нормальные сибирские пельмени (из трёх сортов мяса) и, поддавшись любопытству, японские гедза с креветками. К тому же в меню было отмечено, что вся прибыль от покупки гедза жертвуется в фонд восстановления Японии.

Наши восточные соседи перенесли Катастрофу очень тяжело. Если китайцы мрачно и безжалостно пресекли и панику, и восставших, то японцы впали в какой-то ступор. Уж казалось бы – всеми своими фильмами и мультиками должны быть подготовлены к любой чертовщине, от Годзиллы до оживших покойников. Но нет, странная смесь из жёсткости и сентиментальности, составляющая суть рядового японца, при виде восстающих близких дала фатальный сбой.

Говорят, что у них погибло почти три четверти населения. И вот уже пару лет как Японию помогают восстанавливать всем миром. В том числе и такими вот акциями: «Часть прибыли от продажи суси отчисляется на восстановление океанариума в Осаке, пострадавшего во время Катастрофы».

К пельменям я хотел было взять кружку пива, но, поколебавшись, заказал пятьдесят грамм водки. Мне принесли холодную запотевшую рюмку. Михаил покосился на неё, но ничего не сказал.

– А ты пробовал выпить алкоголь? – спросил я. – После возвышения?

– Да, – к моему удивлению, ответил Михаил. – Почти все пробовали. Даже некоторые абстиненты, не употреблявшие алкоголь в прошлой жизни.

– Он вас не пьянит, верно?