Я взялся за ручку стоп-крана и с силой дернул на себя. Ручка не работала. Выглянув в окно, я увидел, как состав изгибается на повороте — словно хвост гигантской ящерицы. Туман сзади. И впереди туман. Я пошел по составу вперед, но дверь вагона-ресторана была закрыта, я выбил локтем боковое окно, вылез на крышу и пополз на четвереньках, по-пластунски, едва удерживаясь под напором ледяного ветра, крыши были мокрыми, скользкими, добравшись до тепловоза, я свесился вниз, заглянул в кабину — там никого не было, ни машиниста, ни помощника, но стукнула у меня за спиной дверь, кто-то вышел в тамбур, и я понял, что заснул стоя, как после ночных нарядов в учебке мы засыпали на утреннем разводе в строю.

Я вернулся в купе.

— Это ты?

— Я.

— Где ты был?

— Курил.

— Курил?! — она вскинулась. — Ты же бросил! Как ты мог? Ты же обещал, ты клялся, что больше никогда не будешь курить!

— Что с тобой, Оля?

Она уткнулась лицом в подушку.

— Оленька, ты что? Милая, ну не плачь, пожалуйста. Из-за того, что я выкурил одну несчастную беломорину…

— Да! Из-за того!

— Прости, пожалуйста. Ну я не буду… Успокойся.

— Дурак ты, — прошептала она, дрожащими руками привлекая меня к себе. — Дурак. У меня даже встать не было сил. Я думала…

— Что ты думала?

— Какой же ты дурак.

15

Мы развелись зимой, через полгода после нашего грустного свадебного путешествия. Без скандалов, без нервотрепки — тихо, покорно, точно не имели иного выбора, подали заявление и вскоре получили свидетельство о расторжении брака. Я снова вышла замуж, жила с мужем в Венгрии, родила двух девчонок, построили кооператив, дачу, недавно сменили машину, работаем, отдыхаем на Куршской косе у родителей мужа или на Черном море, на Мысе, куда папа достает нам через друзей хорошие путевки. В общем, все слава богу. С Колей я иногда общаюсь по телефону — он звонит, поздравляет с праздниками, и я звоню, тоже поздравляю. Хотя поздравлять-то особенно не с чем. С исторического факультета МГУ, куда он неожиданно для всех поступил, сдавал экзамены на пятерки, получал повышенную стипендию, его из-за какого-то скандала выгнали, верней, перевели на заочное, но он сам потом ушел. Куда-то еще пытался поступать, работал дворником, грузчиком, даже могильщиком, кажется, — и пил. Однажды мы с мужем встретили его с бывшими однополчанами в пивном баре «Жигули». Не видела его года два и не сразу узнала — постарел, стерся, сжался, загнанность появилась в глазах и в то же время какая-то волчья готовность кусать, рвать, если нападут. Были там Виктор, преуспевающий кооператор, Саша, Павел Владычин, тоже себя не потерявший, и еще двое. Они отмечали какую-то годовщину. Муж согласился подсесть, выпить с ними водки из-под полы. Коля уже был пьян, а после этого стакана его вовсе развезло. «Нет, ты скажи, — привязался он к мужу, — почему я, я должен перед кем-то оправдываться, чего-то скрывать, таить, виноватым себя чувствовать, как будто что украл или убил…» — «А ты не убивал?» — не сдержалась я. Он долго молчал, глядя в кружку. Икнул. Посмотрел на мужа, меня не удостоив взглядом. «Убивал, — тихо ответил. — Да. Убивал. Убивал. Потому что на войне убивают. Для того она и война. Нас учили убивать. Нам приказывали убивать. И мы убивали. По приказу. И без приказа. Потому что нас убивали. С нас кожу сдирали. Нам… отрезали. Потому что все враги. От сопливого мальчишки до старухи, которая норовит тебе в плов мышьяка наложить. Или еще какой-нибудь гадости. Все враги, ты можешь понять? Вся страна. Все. Было это хоть где-нибудь когда-нибудь? Ошибочка, говорят, вышла. Времена застоя. А у нас все время ошибочки — начиная с семнадцатого года. Уничтожили десять миллионов — ошибочка. Еще десять — еще одна. Еще двадцать — ошибочка. Или перегиб, как они выражаются. А мы-то в чем виноваты? Нас-то за что? Нет. Не буду я виниться и оправдываться. Никогда. Убивал! И детей убивал. И стариков. И пленных кончал — ножом в ухо. И насиловали — взводом…» — «Врешь ты, Коля, — сказала я. — Я же знаю, все ты врешь». Но он на меня не взглянул. «И кишлаки сжигали дотла. И…» Он выпил водки, запил пивом, уронил голову на руки. «Отрубился, — сказал Виктор. — Ладно, мужики, я поехал — дела». — «Поезжай, — прохрипел Коля. — Все проваливайте к долбаной матери. Не-на-вижу… — он стал подниматься, Павел сзади его удерживал. — Я не-на-вижу…» — «Кого ты ненавидишь?» — с усмешкой поинтересовался трезвый Виктор, а Коля лишь мотал головой из стороны в сторону и хрипел: «Не-на-ви-жу…» Потом он вырвался из рук Павла, поскользнулся, ударился лицом об угол стола, хлынула кровь. Я взяла мужа за руку, повела к выходу. За колонной оглянулась — окровавленный, истерзанный, страшный, он смотрел мне вслед, и я вдруг увидела того мальчишку, который провожал меня, нес мой портфель по темному двору, мечтая, чтоб на нас напали хулиганы. Если бы они тогда напали. Метрдотель с двумя милиционерами уже лавировали торопливо между столиками. Но внимание на них никто не обращал. Все пили теплое, разбавленное в меру пиво. Вязли и тонули голоса в дыму.

1983, 1987

ОН ВЕРНУЛСЯ

— Дней десять, как вернулся, — сказали в «Золотом руне». — В медалях весь.

Я сел в машину и поехал к нему домой, но Вера Игнатьевна, его мама, посмотрела на меня как-то странно и сказала:

— Его нету, Эдем.

— Но он вернулся?

— Да. Вернулся.

— А чего такая невеселая, тетя Вер? На мотоцикле он уехал?

— Нет. Мотоцикл разобранный в гараже стоит.

— Десять дней дома уже и до сих пор свой «Дуглас» не собрал? Не узнаю Мишку…

В кегельбане я встретил Надежду с подругами.

— Ко мне он не заходил.

— А к Мэрлин?

— Это ты у нее спроси.

Я поехал к сестрам-близнецам Апаназиди, но ни Мэрлин, ни Бриджит ничего не знали о Мишке.

— Хитяев мне вообще не писал, — сказала Бриджит. — Если вернулся, у ребят торчит на «профилактике». Или на кортах. Где ему еще быть? Знаешь, кому он писал? Белоусовой. Официантке из «Грибков». Он с ней после Ленки ходил, перед самой армией. Хитяеву, если увидишь, привет передавай пламенный. От сестер.

Лиду Белоусову я отыскал в поселке.

— А может, его с кем-то спутали? Сейчас многие возвращаются.

— Может, — сказал я. — Мама родная спутала.

На «профилактике», как у нас называют станцию техобслуживания, Мишки тоже не было.