Ариной. Сейчас эта история звучит нелепо и даже смешно, но тогда, поверь, мне было совсем не до шуток.

– Понимаю. Звучит хуево, – я киваю.

– Да, и это тоже была манипуляция на чувствах вины и ответственности. В отличии от меня, просто выяснившего, чей это ребенок, ты никогда не сможешь точно узнать, почему эта идиотка напилась и съехала под откос, может, она даже сама этого не знает. Но пускай она выясняет мотивы этого идиотского поступка со своим психотерапевтом, это не твоя ответственность. Твоя ответственность заканчивается там, где заканчивается ваш уговор, клуб, сессия, ты же сам прекрасно это понимаешь.

– Понимаю.

– Она знала, что ты не принадлежишь ей. Знала, что между вами нет и не будет отношений. Знала, что это просто секс и приятное времяпрепровождение. На твоем месте, я не стал бы больше приходить к ней в больницу, не стал бы поддаваться на ее уловки и тем более не стал бы наказывать ее, когда она вернется в клуб... если вернется. Она наверняка только этого и ждет. Просто отстранись. Не давай ей поводов думать, что она тебя зацепила, и она отстанет. Это будет лучше не только для тебя, но и для нее. Ты ведь этого боишься больше всего? Что она снова себе навредит?

– Да, – я киваю.

– Внесите ее в черный список посетителей, – предлагает Петр.

– И просто не пускать больше в клуб? – хмыкаю я.

– Точно, – кивает друг.

– А что делать с Яснорадой? – спрашиваю я. Бывший коллега усмехается:

– У нее придется попросить прощения... и постараться ради этого. Если ты понимаешь, о чем я, – он подмигивает. – Ты ведь и сам знаешь, что заслужил наказание, правда?

Утром я просыпаюсь с адской головной болью, как и положено после незапланированной ночной попойки: крепкий алкоголь и тяжелые мысли сделали свое дело. В висках нервно стучит пульс, слышно, как шумит по венам густо разбавленная спиртом кровь... Сколько я выпил? Три бокала? Старею, черт подери. Отвратительное ощущение.

Мне приходится больше получаса провести в душе, подставив гудящую голову упругим холодным струям и ощущая ледяные стрелы, пронзающие сонный мозг, прежде чем сознание хоть немного прояснится.

Интересно, как там сейчас Яснорада после вчерашней ссоры? Решится порвать все связи со мной и с клубом или все-таки придет сегодня на съемку из чувства ответственности и страха? Страх – это, конечно, хорошо, но только когда он касается секса и клубных сессий, когда оба партнера понимают: это – только часть игры, которую в любой момент можно остановить заранее придуманным стоп-словом... Когда же дело касается отношений более серьезных и глубоких, любого вида партнерства, – это чувство должно полностью отсутствовать.

Я не хочу, чтобы Каштанка боялась меня. И мне в любом случае необходимо перед ней извиниться – тут Петр совершенно прав. Не хочу, чтобы у нее осталась какая-то скрытая психологическая травма из-за моего минутного мудачества, потому что я реально перегнул палку. Придурок.

Я пишу ей сообщение уже во второй половине дня:

«Жду тебя сегодня вечером в двадцать два ноль ноль за барной стойкой клуба, как мы и договаривались», – как бы давая понять, что мы не сразу уединимся в игровой комнате для съемок ролика, что будет некая словесная прелюдия, разговор... Надеюсь, что она все-таки придет. В конце концов, если она не сможет или не захочет простить меня – она сможет уйти.

Я мог бы пригласить ее в кафе или на прогулку по летнему парку, но мне хочется, чтобы атмосфера все же была по-хорошему напряженной: ни к чему искусственно изымать из наших отношений то, что нас изначально свело. Клуб – вот наша общая территория. Зачем притворяться пай-мальчиком, если я не такой, и она уже и так отлично это знает и понимает? Я буду просить прощения – но на своих условиях и там, где это логичнее всего. Там, где все началось. И там, где мы вчера поссорились. Это будет самым правильным. Ей будет проще выслушать и простить меня в уютной кофейне или на скамейке в парке. Но нет: пусть простит меня в секс-клубе, прекрасно зная, что после этого не сможет улизнуть... Так будет честно и по отношению ко мне, и – что важнее! – по отношению к ней самой. А я постараюсь быть сдержанным и мягким. И ничего не сделаю против ее воли. Впрочем, это и так было заложено в наши отношения по умолчанию – пока я один раз не вышел из себя и не сделал ей по-настоящему больно... причем, скорее морально, чем физически.

Она отвечает быстро и очень просто:

«Окей», – а в назначенное время действительно приходит в клуб. Я заранее прошу администратора пропустить ее без привычного занудного фейс-контроля и даже не отбирать у нее мобильный телефон.

– Ты настолько ей доверяешь? – спрашивает удивленно Кира.

– Да, – киваю я с уверенностью.

– Не думаешь, что она сделает фотографии с геолокацией и потом выложит куда-нибудь в социальные сети? Что сдаст тебя и других мастеров или клиентов клуба? Безопасность превыше всего, ты же знаешь.

– Знаю. И все еще доверяю ей.

– Твоя воля, – девушка пожимает плечами.

– Спасибо.

Яснораду я встречаю за барной стойкой и сразу предлагаю ей запотевший ледяной бокал виски-колы. Девушка пристально смотрит на пузырьки в стеклянном сосуде, морщится и спрашивает, перекрикивая громкие биты, несущиеся с танцпола:

– Решил меня напоить?

– Нет, просто угостить, – говорю я. – И поговорить, конечно.

– О чем ты хочешь поговорить? – искренне удивляется она, но все же послушно садится напротив, забираясь на высокий стул и притягивая к себе бокал. – Все ведь и так ясно. Ты вчера довольно четко дал понять, что между нами только деловые отношения, что тебе не нужно ничего, кроме секса, и что я должна сняться в роликах – а потом могу уйти.

– Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду другое, – я закатываю глаза и понимаю, что чувствую себя не так уверенно, как хотел бы.

– Но звучало именно так, – она настаивает.

– Я просто не хочу, чтобы со мной нянчились, как с маленьким ребенком. Но в одном ты права: я перегнул палку. Мне не следовало прикасаться к тебе без разрешения. Прости.

– Ого, – саркастично хмыкает Каштанка. – Великий и ужасный БДСМ-мастер просит прощения у простой смертной