– Только этого не хватало!

Оставив дверцу, которая снова начала хлопать, Алан бросился в сарай для упряжи. На ощупь он нашел висевший на крюке фонарь, который, к счастью, работал. Он захватил катушку проволоки, кусачки и только вышел из сарая, как на него упали первые капли дождя.

– Иду, голубушка!

Кобыла явно была напугана шумом, и он говорил с ней, чтобы успокоить.

– Все в порядке, все в порядке, – повторял он, трудясь над дверцей. Ему удалось прикрепить ее к вделанному в стену кольцу, которое должно было держать ее открытой.

– Что, девочки, испугались грозы?

При свете фонаря он увидел в глубине стойла прижавшихся друг к другу кобылу и козу. Он вернулся в сарай и принес оттуда охапку сена.

– Это вам заранее, в честь Рождества, угощайтесь, мои красавицы!

Алан бросил сено через дверцу, не открывая ее из опасения, что она вырвется у него из рук. Несмотря на крышу над конюшней, косой дождь щедро поливал его, пропитывая пальто.

– Если это не сработает, я вернусь, но сначала переоденусь, хорошо?

Пат опустила голову и понюхала сено, что было хорошим знаком. Если она начнет есть, коза успокоится и присоединится к ней. Алан бегом бросился к дому; оказавшись внутри, он прислонился к стене и, вздохнув, начал безнадежно щелкать переключателем. Света не было. Так как его дом стоял на отшибе, во время грозы электричество часто отключалось. Не будь у него фонаря, он очутился бы в полной темноте.

– Теперь я без кофе, без горячей воды, без оперы, а в морозилке все растает… Черт бы тебя взял, ЭДФ![8]

Он поднялся наверх, надел старые джинсы, толстый ирландский свитер и снова спустился, чтобы разжечь камин. Когда поленья занялись, он зажег свечи в двух подсвечниках и керосиновую лампу, которой пользовался в таких случаях. Вокруг дома по-прежнему кружил ветер; под его натиском скрипели двери, на окна обрушивались шквалы дождя. Сидя на полу перед камином, Алан рассеянно блуждал взглядом по комнате, где в неверном свете пламени все, казалось, дрожит и меняет очертания. Он был не против провести так весь вечер, чувствуя себя вдали от мира, под защитой массивных стен своего дома. Чуть позже, перед сном, он достанет из шкафа пуховую перину и накроется ею поверх одеяла, потому что если электричество к ночи не восстановят, в доме резко похолодает.

Горящие свечи не могли осветить углы комнаты с пляшущими в них тенями. Буря за окном то немного стихала, то усиливалась вновь. У Алана был приемник на батарейках, и он мог бы поискать радиостанцию, передающую классическую музыку, но он предпочел слушать шум ветра. Держа в руке керосиновую лампу, он подошел к холодильнику и достал из морозилки сосиски. Поджаренные на огне, с испеченной в золе картошкой – это будет идеальное сочетание.

Приступив к делу, Алан подумал о том, что с удовольствием выпьет сейчас бокал сансерра[9]. Жаль, не с кем разделить это прекрасное вино. Он вспомнил о брате, о том, как они любили в детстве пугать друг друга во время грозы.

– Вы были бы очень желанны сейчас, мадемуазель Ландрие…

Снова в его мыслях возникла Маэ. Было о чем задуматься.

– Если ее траулеры сегодня вышли в море, ей, наверное, не до сна!

Мог ли он позвонить ей? Нет, это было бы неуместно. Мяч находился в ее воротах, и если бы она захотела, то дала бы ему знак. И раз уж ее обида не прошла, несмотря на цветы и извинения, тем хуже для нее.

Он переворачивал на каминной решетке сосиски, когда теплое прикосновение к ноге напомнило ему о кошке. Аромат еды заставил ее выйти из того места, где она пряталась от ненастья.

– Тебе тоже страшно?

В отличие от кобылы, он мог взять кошку к себе на колени и поделиться с ней ужином.

– Хочешь кусочек сосиски?

Неужели ему предстоит провести остаток жизни в угрюмом одиночестве? Ладно, он два раза пробовал завести домашний очаг, семью, но судьба распорядилась иначе. Два раза он действовал по велению сердца, и действовал решительно, а в результате вернулся на круги своя, но с большим желанием сделать еще одну попытку. Думая о брате и невестке, он испытывал некоторую ностальгию и спрашивал себя: почему Людовику повезло, а ему – нет? Почему жизнь так сопротивлялась его намерениям, почему опрокинула все его планы? Почему после трагической смерти Луизы на его пути появилась Мелани?

Мелани! В какую еще бессовестную сделку надеялась она его втянуть? И как она могла вообразить, что он будет ее слушать? Наверное, он остался у нее в памяти полным олухом, который беспрепятственно позволяет себя грабить. В то время он так устал от нее и ее махинаций, что готов был все бросить, лишь бы поскорее положить конец этому кошмарному браку. Его адвокат твердил, что он должен выдвинуть жене имущественный иск, но Алан спешил покончить с этим как можно быстрее и не желал «судиться за тряпки». Кроме того, он отказался выступать в роли жертвы: Мелани одурачила его, несмотря на весь его ум, и он мог винить в этом только себя. Возвращение в Ренн и работа в больнице, в отделении челюстно-лицевой хирургии, были для него спасением, там он наконец-то нашел себя. «Я просыпаюсь по утрам совершенно разбитый, словно всю ночь пьянствовал, но я снова живу», – писал он брату.

До появления скайпа, который позволил им общаться, они успели написать друг другу много писем. Алан стал понемногу приходить в себя, успокоился, и в конце концов к нему вернулся вкус к жизни. То, о чем он мечтал: дом посреди леса, не слишком далеко от моря; кабинет, где он работает в свое удовольствие, – все это он смог реализовать. И теперь он спрашивал себя: может, в выбранной им программе чего-то не хватает?

Внезапно зажегся свет, заставив его прикрыть глаза. Он прислушался: ветер ослаб. Сквозь мурлыканье кошки донеслось гудение включившегося холодильника.

* * *

«Жабадао» на рассвете вернулся в порт. Маэ ждала на берегу, в теплом красном пуховике и шерстяной шапочке, натянутой до самых глаз. Она очень хотела увидеть, как судно будет входить в порт, потому что полночи провела из-за него без сна. Жан-Мари и другие моряки выглядели измученными, но, еще не успев бросить якорь, объявили, что рефрижераторы в трюме полны.

– Два дня ада, – лаконично сказал Жан-Мари, ступая на набережную. – Это хороший корабль, Маэ, но я думал, что останусь на нем навеки.

Он объяснил, что, несмотря на отвратительную погоду, сколько мог держался в зоне ловли, а на обратном пути на них с востока налетел шторм такой силы, что чуть не потопил их.

– Я подумал, что многие моряки откажутся выходить в море в такой день, а когда ты единственный приходишь с уловом, то он стоит дорого!