Эрван недоуменно пожал плечами, как будто она сморозила глупость.

– Нужны какие-то перемены, папа. Иначе мы все пойдем ко дну. Останутся только плавучие рыбзаводы и мороженая рыба.

– Или вообще никакой рыбы не останется, – ухмыльнулся он.

Она подумала, что он забыл про Розенн и Артура, но он вернулся к этой теме без всякого перехода.

– Этот мальчик, Артур, – кто он все-таки? Ты думаешь, я уже ослеп и выжил из ума? Думаешь, я не вижу сходства? Да это же вылитый его портрет, черт возьми!

Пораженная, Маэ несколько секунд смотрела на отца в упор. Он не мог знать, она никогда ничего ему не рассказывала. Но тогда кто? Может, Розенн доверилась кому-то, кого он знал? Сдержанность явно не была ее добродетелью, может, она жаловалась на свою судьбу всем встречным и поперечным?

– Ивон не знал, как тебе признаться, но его это очень тяготило, и тогда он все рассказал мне.

– Тебе?! – воскликнула Маэ недоверчиво.

– Ему было стыдно, но он больше не мог скрывать.

– Но когда это было? – настаивала она.

Маэ знала своего отца: он бы не смог просто выслушать такое признание, его реакция была бы мгновенной и жесткой: он расторг бы помолвку дочери, схватил бы Ивона за шкирку и выставил на улицу.

– Как раз перед этим проклятым… несчастным случаем.

Отец и дочь ни разу не обмолвились ни словом о той трагедии, замкнувшись в полном молчании, только это удерживало Маэ от слез.

– Не понимаю… – прошептала она.

– Я дал себе срок, чтобы принять решение. В эти три дня рыбалки я хотел поговорить с ним с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной. Я ни к чему не пришел, но…

Он внезапно пошатнулся, побледнел и был вынужден опереться на буфет.

– Как больно… – простонал он.

Она подумала, что отец ломает комедию, но через секунду бросилась к нему, чтобы поддержать.

– Иди, ляг на диван. Осторожно, не спеши. Я вызову «Скорую».

– Нет, это ерунда, само пройдет.

Но, увидев ввалившиеся глаза Эрвана, Маэ испугалась. Подложив ему под голову подушку, она позвонила в службу «Скорой помощи».

* * *

– Великолепно! – воскликнула пятидесятилетняя пациентка, впиваясь глазами в зеркало.

Она без устали вертела головой, любуясь своим безупречным оскалом.

– Не могу этому поверить, но я прямо помолодела! О, доктор, вы просто волшебник!

В порыве чувств она обняла Алана за шею и смачно расцеловала в обе щеки, показывая, как она ему благодарна.

Улыбнувшись такому энтузиазму, он похлопал ее по плечу и легонько отстранил.

– Я доволен своей работой. Еще пять лет назад у меня бы ничего не получилось, потому что гайморова пазуха у вас расположена слишком низко и имплантаты того времени были вам противопоказаны. Но теперь они короче, это существенный прогресс.

Четыре месяца назад на его предложение сделать ей съемную челюсть, учитывая плохое состояние зубов, которые не выдержали бы мост, дама ответила категорическим отказом. «Лучше я сразу выброшусь в окно! – кричала она. В конце концов, они договорились об установке имплантатов; процесс довольно долгий, потому что нужно было ждать, когда вокруг них нарастет кость. Но результат оказался лучше всяких ожиданий: сногсшибательная улыбка и восстановление жевательного аппарата на долгое время.

– Я расскажу о вас всем своим друзьям, – сообщила она, доставая чековую книжку. – Теперь у меня зубы, как в молодости, но об этих я буду тщательно заботиться, уж поверьте. Спасибо этим маленьким кусочкам титана, но прежде всего спасибо вам. Как вспомню, что мне посоветовали идти в больницу, прямо ужас охватывает! Вы так замечательно работаете, доктор, и правильно о вас говорят – вы никогда не делаете больно.

Она встала, еще раз улыбнулась зеркалу, надела пальто и сунула Кристине небольшой конверт в карман халата.

– Вы меня успокаивали и были очень внимательны.

– Мадам, – возразила Кристина, – я не могу ничего принимать, я…

– Нет, можете! И не провожайте меня, я знаю дорогу наизусть!

Они услышали стук ее каблуков в коридоре, потом хлопнула дверь.

Алан переглянулся с Кристиной и разразился смехом.

– Вот что значит «осчастливить пациента»!

– Она в вас влюблена.

– Скорее, в свои зубы.

– Вы изменили всю ее жизнь.

– И прекрасно, я очень рад за нее. В этом хорошая сторона нашей профессии. Видеть, как человек приходит, дрожа от страха, а уходит сияющий, – что может быть лучше?

Кристина открыла конверт и достала из него подарочную карту.

– Здорово! – воскликнула она. – Сто пятьдесят евро на покупку парфюмерии в магазине на улице Вильдено. По-моему, это оригинально и очень деликатно.

– Оригинальнее чаевых. Вы сможете скупить всю помаду в городе.

Они дружно рассмеялись, потому что Кристина не пользовалась косметикой.

– Я перестала краситься в сорок лет и не собираюсь начинать снова. Но хорошая туалетная вода, не говоря уже…

– На этот раз я сам закрою кабинет, я не успел оформить документы и хочу закончить с этим сегодня.

Алан никогда не уносил бумаги домой, считая свой дом личным, интимным пространством, куда не должны вторгаться его профессиональные заботы. К тому же Кристина частично освободила его от работы, взяв на себя медицинские карты пациентов, расписание, заказ материалов и иногда даже бухгалтерию.

Он еще долго сидел в кабинете, разбирая свои отчеты в страховую компанию, пересчитывая амортизационные отчисления дорогостоящего оборудования, такого, как панорамная рентгеновская установка и новое стоматологическое кресло, которые он собирался купить. В девять часов он решил, что поработал достаточно. Административные обязанности вызывали у него отвращение, и он всегда откладывал их на последний день.

На обратном пути он чувствовал, что его кабриолет мотает из стороны в сторону от порывов ветра – ледяного норд-оста, который уже десять дней свирепствовал на побережье и который, казалось, стал еще сильнее. В прибрежной зоне все время штормило, и рыбакам, наверное, приходилось тяжело. Мысли о них привели Алана к Маэ. По-видимому, она не простила ему его поведения, потому что даже не подтвердила, что получила цветы. Букет из двадцати одной розы по бешеной цене мог бы подарить ему отпущение грехов, но эта восхитительная маленькая женщина оказалась злопамятной. Жаль, он бы с радостью увиделся с ней снова. Алан с удивлением обнаружил, что с той самой ночи, которую она провела в его доме, он думает о ней чаще, чем следует. Обычно он быстро забывал своих возлюбленных, о которых у него оставались приятные, но смутные воспоминания.

Не успел он выйти из машины, как шквалистый ветер буквально швырнул его на капот. Адская погода! Ветер свистел и выл в кронах деревьев, сломанные ветки устилали гравий. Сквозь этот шум Алан услышал хлопанье со стороны конюшни. Он бросился туда и увидел, что у стойла Патурес верхняя дверца плохо закрыта. Он схватился за нее, но она с треском захлопнулась сама. Замок висел, наполовину вырванный из гнезда, и Алан вспомнил, что уже давно собирался его починить. В темноте он нащупал на стене выключатель, но щелкал им напрасно – света не было.