-с Новым Годом, Домовёнок. – Шепчу, выдыхая пар.

Накрывает тоска.

Неуместно, знаю. Мне бы светиться от радости, но я так привык скучать по ней. Кажется, что я не заслуживаю снова быть с кем-то, когда её больше нет. Затягиваюсь, понурив плечи. Хреново быть меланхоликом.

Даже не услышал как Софья вошла. Положила голову мне на плечо сзади, руками обвила талию, сцепив руки в замок на животе. Прижалась, и я почувствовал какая холодная у меня майка.

-Тут холодно, Соф, простынешь. – Накрываю её руки ладонью, легко поглаживая, стараюсь скрыть настроение.

-Не простыну, зараза к заразе не липнет. – Еле ощутимо целует меня в шею. Стоим молча, боимся пошевелиться. – Саш, как она умерла? – Очень осторожно спрашивает девушка.

-Уже узнала? – Не удивлен, рано или поздно выяснила бы.

-В тот день, когда ноутбук в ремонт относилась, соседки твои сказали. Всё причитали какая хорошая девочка была, какой ты бедненький. Авария, суицид, что с ней случилось? – Плотнее прижимается ко мне, давая понять, что не отступит, пока не узнает.

-Рак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сижу в машине, выходит из подъезда в сапогах на босу ногу, запахивая на груди пальто, прыгает в салон.

-Я ненадолго, хотел поговорить. – Начинаю, выкручивая печку для неё.

-Саш, у меня рак. – Перебивает, доставая из-за пазухи какие-то бумажки, сует мне в руки.

Ничего не понимаю. Какой рак? О чем она? Пытается тему сменить? Включаю лампочку в машина, смотрю чертовы бумажки, но ничего не понимаю.

-В смысле? – Переспрашиваю, как болван.

-В прямом, Саш. Опухоль мозга. – Смотрит перед собой, крепче укутываясь в пальто.

-Этого не может быть. – Глупо улыбаюсь, считая всё это глупой шуткой.

А вот она не улыбается. Поднимает на меня мокрые глаза, губы трясутся, знаю это её лицо перед плачем.

-Этого не может быть! – Повышаю на неё голос, швыряя идиотские записки. – Тебе всего двадцать лет, какой нахрен рак?! Ты издеваешься?! – Зпкрывает лицо руками, ударяется в слезы. – Блдь! – Бью со всей силы по рулю, выхожу, громко хлопнув дверью. Погода такая же была. Снег, ночь, сугробы. Так же пар изо рта валил. – Блдь! – Ругаюсь, пиная сугроб, поднимая облако мелкого сухого снега, колесо машины. – Сука! – ругаюсь в пустоту, вытирая лицо руками. – Слышу её рыдания в машине, беру себя в руки. Глушу мотор, вынимаю ключи, обхожу машину, открываю дверь и осторожно за локоть вывожу. – Пойдем домой. – Щелкаю сигнализацию, подхватываю свою девочку на руки и несу домой.

Сна с того дня в нашем доме практически не было. Бесконечная череда анализов, томографий, горсти таблеток, больницы, приступы головной боли, эмоциональные качели. Запер все свои чувства на замок, не давал реагировать на её злость, слезы, выводил из апатии и отчаяния. Подарками заваливал, старался постоянно быть рядом. Волосы держал, когда её рвало из-за химии, потом собирал клочки этих же волос с пола, дивна и кровати. Три года борьбы. То улучшения, которым мы невероятно радовались, позволяя себе капельку надежды, а потом опять в пропасть вниз. Родители порывались её к себе забрать, но мы оба наотрез отказались, разрешив приезжать к нам и оставаться столько, сколько душе угодно, но мы должны быть вместе. Готовил ей всё на свете, лишь бы хоть немного поела. Худела, таяла на глазах. Глаза потухли, смотрела на меня как забитая собака, а я всё надеялся и надеялся.

-Мне сегодня правда лучше. – улыбается, подставляя лицо солнцу, пока я раскачиваю её на детских качелях. – Может, облучение правда помогает?

-Это здорово, малыш. Не хочешь домой? Жарко. – У меня уже кожа кипит, август бьёт все рекорды тепла.

-Пойдем. – Кивает в ответ.

Помогаю ей слезть с качелей, медленно добираемся домой, помогаю ей принять ванну, даже покушала с аппетитом. Обнимаю её ночью, чувствуя каждую косточку её почти прозрачного тельца. Сон у меня очень беспокойный, просыпаюсь от холода, вроде укрыт. Хочу осторожно подняться, не беспокоя её, но после  первого же движения понимаю, что это конец. Меня трясет, когда вытаскиваю руку из под неё. Стараюсь не смотреть. Звоню в скорую и полицию, уже знаю порядок действий. Потом набираю её отца, не решаюсь услышать реакцию мамы.

Весь мир стал кукольным, ненастоящим. Просто отсиживался на кухне, открывая всем двери и молчал. Сердце сжалось до размеров крохотной точки, только легкие отказывались принимать воздух, выбивая из больного горла слезы. Только на третий день решился зайти рано утром, поцеловал в лоб, попрощался. На похороны пришла куча народа: бывшие одноклассники, однокурсники, мои пацаны, вся её родня. Домовёнок была много кому важна, её любили. Лучше бы я сдох, никто бы и не всплакнул. А что теперь? Не знаю. Жить на автомате, пока на окочурюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

-И ты все три года был с ней? – Затаив дыхание спрашивает девушка.

-Я любил её, Соф. – Пожимаю плечами, поворачиваясь к ней, провожу руками по влажным волосам.

-Лучше бы она тебе изменила, конкурировать с мертвой святой трудно. – Горько вздыхает девушка.

-Тебе не надо ни с кем конкурировать. Ты – это ты. А это прошлое. Пойдем. – Подталкиваю её к дверям, запускаю в спальню.

-Ты сегодня останешься со мной? – Спрашивает, нежно обнимая за шею, к губам моим прильнула.

-Не выгонишь теперь. – Отвечаю, ощупывая её тело через свободную футболку, ласково целуя. Пятимся к кровати, остановившись у края.