Позднее Григорий Явлинский вспоминал: его поражало, как малореформаторы вроде Ясина и Гайдара заботились о простых россиянах. В общем ицелом, по мнению Явлинского, люди, правившие страной во времена Ельцина, были ибессердечными, и безжалостными.

«(Гайдар с коллегами считали), что в России живут, как ониназывали, одни „совки“, и все, что в России существует, нужно уничтожить ипотом вырастить новое, – с негодованием говорил Явлинский. – Радиэтого любые методы и меры хороши. И пускай все уничтожит инфляция. Никакая непроблема, потому что все равно нежизненно, потому что все это не нужно. Это также, как Гайдар говорил: „Наука может подождать! Север нам не нужен! Староепоколение провинилось…“ Парадокс этого периода реформ заключался в том, что оничисто большевистскими методамипроводили капиталистическое строительство.Большевик – человек, для которого цель имеет значение, а средства достиженияцели не имеют значения».

У меня было такое же ощущение. Многие из ельцинскогоправительства говорили о своей стране с такими хладнокровием и отстраненностью,что можно было подумать: речь идет о чужом государстве. «Японцам и немцам(после Второй мировой войны. – П.Х.) было проще, потому что у них былапросто разрушенная промышленность, была оккупационная власть, и уже многое былосделано для того, чтобы разчистить почву и начать сначала, – сказал мнеЕвгений Ясин. – Россия, к сожалению, не находится в такой ситуации».

В результате поспешной либерализации цен, проведеннойГайдаром, более ста миллионов человек, имевших при советской властиопределенный уровень благосостояния, в одночасье обнищали. Школьные учителя,врачи, физики, лаборанты, инженеры, военны­е, металлурги, шахтеры, столяры,бухгалтеры, телефонистки, колхозники – ветер перемен смел всех. При этомпровальная либерализация торговли позволила «своим» разворовать природныересурсы России. Россия лишилась главного источника дохода; как следствие – нетденег на то, чтобы платить пенсии и зарплаты, финансировать правоохранительныеорганы, армию, медицину, образование и культуру. Итогом шоковой терапии Гайдарастал неуклонный спад – экономический, культурный, демографический, –продлившийся до конца ельцинской эры.

Экономика других развитых стран продолжала расти, российскаяже сокращалась в размерах. Во времена Горбачева Советский Союз был третьей вмире экономической державой (после США и Японии). Понятно, что экономика Россиипо естественным причинам уступала масштабам экономики бывшего Советского Союза.Но подлинный спад начался уже после распада Советского Союза. За четыре годашоковой терапии Гайдара валовой внутренний продукт России сократился более чемна 40 процентов. В итоге Россия пустилась ниже уровня Китая, Индии, Индонезии,Бразилии и Мексики. Если говорить о доходах на душу населения, Россия сталажить беднее Перу. Десятилетия технологических достижений канули в небытие.Знаменитая российская наука развалилась на части. Распалась глыба российскойкультуры. Собственность страны пошла с молотка.

Все, кто попадал в Россию в первые годы правления Ельцина,видел, как пытаются выжить рядовые россияне. Возле поникших бетонных зданий –универсамов советской поры – возникали новые частные рынки, помимо бойкихбабушек, торговавших овощами, там появились и палатки с низкокачественнымиимпортными товарами: компакт-диски с грохочущей музыкой, поддельные «Найк»,«Мальборо», банки с вьетнамской тушенкой. Эти рынки расползались прямо средигрязи и мусора у выходов из метро, вдоль больших улиц, на многолюдных площадях.

В Столешниковом переулке, рядом с легендарным МХАТом и всотне метров от Большого театра ежедневно собирались пожилые люди, они вставалив две параллельные линии вдоль улицы, de facto ставшей пешеходной. Эти пенсионеры,опрятного вида, но в обветшалой одежде, брали прохожих в молчаливую осаду,предлагая купить заварной чайник, пару вязаных носков, три фужера для вина,подержанный свитер, ношеную пару кожаных туфель. А в книжных магазинах началискапливаться потрясающие редкие книги, их продавали по смехотворным ценам –московская интеллигенция распродавала свои библиотеки. На загородных толкучкахможно было купить советские боевые ордена: это ветераны Второй мировой войныпродавали свои награды, чтобы было что поставить на обеденный стол.

Россиянам пришлось куда тяжелее, чем американцам в годыВеликой депрессии, и они вспомнили о первобытном инстинкте – началась борьба завыживание. Поползли слухи о неурожае и предстоящей нехватке провизии, имиллионы горожан поехали за город – сажать капусту и картофель на своих садовыхучастках. Плодородная подмосковная земля кишела людьми, что-то деловитокопавшими и сажавшими. Это был возврат к средневековому натуральному хозяйству.Чубайс и Гайдар гордились тем, что массового голода удалось избежать. Нообойтись без голода удалось не потому, что отпустили цены, – просторусский народ вернулся к земле. В 1992 и 1993 годах россияне спаслись отголода, держа в руках лопату и мешок с семенным картофелем.

Любые сомнения по поводу того, что первые годы ельцин­скойэры обернулись тяжелым провалом, были развеяны демографической статистикой. Этицифры, даже в самом общем виде, трубят о катастрофе, равной которой мироваяистория не знает – ее можно сравнить разве что с катастрофой стран, павшихжертвой войны, геноцида или голода.

С 1990 по 1994 год уровень мужской смертности увеличился на53 процента, женская смертность выросла на 27 процентов. Средняяпродолжительность жизни мужчин в 1990 году и так была невысока – 64 года, в1994 году она опустилась до 58; теперь по этому показателю россиян обогналиегиптяне, индонезийцы и парагвайцы. За тот же короткий отрезок времени средняяпродолжительность жизни женщин снизилась с 74 лет до 71. В мирное время такоеснижение наблюдается лишь при голоде или катастрофических эпидемиях.

Каждый месяц преждевременная смерть настигала тысячироссиян. Такое падение продолжительности жизни – «избыточная смертность» –всегда было стандартным алгоритмом при демографиче­ских подсчетах смертности вовремена великих катастроф – сталинская коллективизация 30-х годов,правление Полпота в Камбодже в 70-е, голод в Эфиопии в 80-е. По оценкамамериканского демографа Николаса Эберстадта, «избыточная смертность» в Россииза период с 1992 по 1998 год составила 2 миллиона. По контрасту, замечалЭберстадт, в Первую мировую войну Россия потеряла 1,7 миллиона человек.

Раньше срока ушли из жизни многие пожилые люди, чьисбережения поглотила великая инфляция 1992 года, чьи пенсии утратилипокупательную способность, кому не на кого было опереться, кто просто не могнаскрести денег на нормальную диету или лекарства. Еще одним важным фактором(хотя и трудно поддающимся учету), из-за которого смертность людей пожилоговозраста повысилась, стал стресс – после коммунистического «состояния покоя»люди вдруг оказались в жестоком и неведомом мире. Их испуг вполне понятен: назакате жизненного пути, когда силы уже не те, реакция не та, они видят, что мирперевернулся, улицы изменились до неузнаваемости, все привычные жизненныеподпорки рухнули. Многие какое-то время держались, бродили по городу; современем мужчины спились и нашли приют в холодных сточных канавах; женщиныисхудали и стали просить милостыню у метро и церквей; потом они умерли.Свершился величайший грех для любого общества – молодое поколение повернулось ксвоим старшим спиной и оставило их на погибель.